"Дура от рождения": как в Афганистане поступают с женщинами, которые не могут родить сына

В 2016 году в издательстве «ЭКСМО» вышла книга «Подпольные девочки Кабула» — это расследование шведской журналистки, обладательницы Пулитцеровской премии Дженни Нордберг, которая провела в Афганистане пять лет и узнала, как живется девочкам в обществе, которое «требует» только мальчиков. Шведская журналистка отправилась в Афганистан, чтобы написать серию статей о жизни женщин в этой стране. И столкнулась с дикими для наших дней явлениями. В афганской семье должен быть сын. Любой ценой. Даже если ему придется стать девочкой. Это норма. Портал Snob опубликовал отрывок из главы «Создательница сыновей».

Младенец мужского пола — это победа, успех. Младенец женского пола — унижение, неудача. Мальчик — бача, так называют ребенка-сына. Девочка — «другая», дохтар. Дочь.

Женщину, которая возвращается домой с сыном, могут чествовать церемонией нашрах, во время которой играет музыка и возносятся молитвы. Гостей будут обильно кормить и поить. Новоиспеченной матери преподнесут подарки: дюжину кур или несколько фунтов сливочного масла, чтобы помочь ей кормить грудью своего маленького сына — пусть тот растет здоровым и сильным. Она получает более высокий статус среди женщин. Та, что способна рожать сыновей, — успешная, достойная зависти женщина; она — воплощение удачи и образа хорошей жены.

Если же рождается дочь, молодая мать нередко покидает родильное отделение в слезах. Она вернется в свою деревню с опущенной от стыда головой, и, возможно, ее станут высмеивать родственники и соседи. Ей могут несколько дней отказывать в пище. Муж может избить жену и выгнать из дому, и ей придется спать вместе со скотиной — в качестве наказания за то, что принесла в семью еще одно бремя — дочь. А если у матери новорожденной уже есть несколько дочерей, над ее мужем станут потешаться как над слабаком, с которым отказывается сотрудничать природа, называя его мада пошт. Перевод: «тот, чья женщина родит только девочек».

Один ребенок рождается с обещанием будущей собственности, и целый мир ждет его за порогом. Другая рождается с единственным активом, который надлежит строго блюсти и контролировать: со способностью когда-нибудь родить собственных сыновей. Она, как и ее мать до нее, явилась на свет в стране, которую ООН называет худшим местом в мире из всех, где можно родиться. И самым опасным местом для тех, кто родился женщиной.

— Мы — пуштуны. Нам необходим сын.

Доктор Фарейба подчеркнуто произносит каждое слово на корявом, неправильном английском. Даже иностранцу нетрудно понять этот фундаментальный факт, касающийся ее страны. Как и у многих здешних женщин, ее обветренное лицо не выдает истинного возраста, да и она сама точного числа своих лет не называет. Зато с удовольствием говорит обо всем прочем, выражая свои мысли краткими, напористыми тирадами, причем один уголок ее губ постоянно ползет кверху в усмешке. Она провела меня через черный ход в пахнущую дезинфекцией, бедноватую больницу, чтобы просветить насчет потребности в сыновьях, предварительно заручившись моим обещанием, что я не стану пытаться разговаривать ни с одним из мужей, ждущих снаружи, поскольку это может оповестить их о присутствии иностранки и навлечь на больницу опасность.

У пациенток доктора Фарейбы много общего с большинством афганок, чья жизнь чрезвычайно далека от жизни Азиты и других жительниц Кабула. Это те самые невидимые женщины, лишь временно оказавшиеся не на глазах у мужей. Для некоторых из них это единственный момент, когда им позволено вступать в контакт с людьми за пределами собственной семьи. Большинство из них неграмотны и очень стесняются даже других женщин. Некоторые держатся за руки и мешкают, прежде чем впервые подойти к смотровому столу, где их выпирающие животы осторожно ощупывают ладони врача.

Доктор Фарейба известна своей репутацией. Ее приветствуют с уважением, когда она проносится по коридорам в своей рабочей униформе: кожаном жакете цвета бургунди и бархатной юбке «в пол». Она заглядывает в каждую палату, где женщины кормят своих новорожденных под толстыми одеялами из полиэстерового флиса или выстраиваются вдоль стен, ожидая приема у гинеколога. Одни из них улыбаются; другие прячут лица. Дети, которые приехали вместе с матерями, не улыбаются. Большая часть надетой на них, доставшейся на благотворительных раздачах, ярко окрашенной одежды либо слишком велика им, либо маловата. Ни на ком из детей нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего теплую верхнюю одежду, и их почерневшие от пыли и грязи ножонки тоже обуты в открытые сандалии.

Только одна маленькая девочка щеголяет в красных резиновых сапожках. Ей на вид лет шесть, головку венчает грязноватая копна каштановых волос. Ее светло-серые глаза спокойно следят за движениями младших сестер, оставленных на ее попечение, пока мать будет на приеме у одного из врачей.

Доктор Фарейба задает по паре вопросов каждой пациентке, улыбается, затем разворачивается, чтобы кратко подытожить информацию для меня. В каждом резюме — история целой жизни:

— Муж бросил ее после того, как умерли трое из новорожденных. Теперь он женился на ее племяннице, взяв ту как вторую жену. Ей 25 лет, и она снова беременна.

— Семнадцать. Первый ребенок. Замужем за своим пожилым дядей.

— Двадцать один. Трое детей. Ее муж — могущественный человек, у него много жен. 

Средства контроля рождаемости доступны в больнице бесплатно. Врачи советуют пациенткам выжидать по меньшей мере три месяца между беременностями, чтобы иметь больше шансов доносить ребенка до положенного срока. Использование пациентками любых форм контрацепции меньше связано с идеологией или консерватизмом мужей, чем с практическими обстоятельствами здешней жизни. Сильные снегопады, обильные дожди, весенние оползни могут перекрыть дорогу из маленькой деревушки, когда подходит срок пополнить запас таблеток или записаться на очередную инъекцию. А может просто не оказаться свободной машины или бензина для нее или водителя, который сможет отвезти в больницу. Все это тоже вносит свой вклад в статистику, согласно которой ежегодно 18 тысяч афганок умирают от осложнений после родов; примерно 50 женщин в день, или по одной каждые полчаса.

В другой палате обнаруживаются три женщины из одной деревни на разных стадиях осложненной беременности, но стоимость поездки в автомобиле не оправдала бы себя, если везти только одну или даже двух из них. Так что первым двум пришлось ждать, пока у третьей начнутся схватки.

Только тогда их, всех трех, привезли вместе — настолько быстро, насколько позволяла машина. Несмотря на усилия по сдерживанию материнской смертности, Афганистан по-прежнему числится среди тех стран мира, где рожать хуже всего, в одном ряду с беднейшими и самыми измученными войной африканскими государствами. Но шансы на выживание в этой клинике, посреди поля военных действий, все же выше, чем при домашних родах.

— Ей сорок, — говорит доктор Фарейба о пациентке в послеродовом отделении. У этой женщины не хватает нескольких передних зубов, на каждом запястье по несколько браслетов. — Выкидыш. Но у нее есть десять выживших детей — только девочки, поэтому она снова и снова пытается родить сына.

Когда молодой жене удается за первые же несколько беременностей родить двоих или троих сыновей, от нее после этого не потребуют много рожать. Если за ними последуют несколько девочек, это тоже хорошо. Но после вереницы одних только дочерей, по словам врача, большинство женщин не станут прекращать попытки родить сына. Это объяснение всего вопроса населения, данное в одном предложении: общий результат четверо-пятеро детей совершенно приемлем для большинства афганских родителей — но только в том случае, если большую часть этого числа составляют мальчики. Средняя продолжительность женщины здесь равна 44 годам, и большую ее часть женщина ходит беременной. Супруги обычно знают, как можно — при желании — ограничивать беременности, но настоятельная потребность родить еще одного сына часто перевешивает любые опасения за жизнь женщины.

Доктор Фарейба тычет пальцем в одеяло молодой матери, которая лежит на койке лицом к стене. Та не проронила ни слова с момента родов. Врач подхватывает маленький сверток, лежащий рядом с женщиной, и поворачивается к медсестре, следующей за ней по пятам. Они обмениваются кивками: да, это девочка.

Ей всего несколько часов от роду, и пока у нее даже нет имени. Ее глазки подведены сурьмой — «на удачу» и защита от сглаза. Малышка порой моргает и несколько раз зевает крохотным ротиком. Она — само совершенство, вплоть до крохотных, сжимающихся в кулачки пальчиков.

Если малышка выживет, ей, возможно, нередко придется ходить голодной, поскольку вопрос ее сытости вторичен по сравнению с необходимостью прокормить сына в семье, которому будет доставаться лучшая и самая обильная пища. Если у семьи есть шанс отправить детей в школу, приоритет в этом будет у ее братьев. Мужа для нее выберут родители, часто еще до того, как она достигнет половой зрелости. Да и став взрослой, лишь немногие решения в своей жизни она станет принимать сама.