Константин Богомолов выпустил спектакль "Дачники на Бали, или "Асса" 30 лет спустя". Кого и зачем хотел высмеять режиссер, и кого высмеял на самом деле

Но настоящие успехи театрального режиссера — и его театра — не в СМИ, а на сцене. Возможно, правы те, то говорит о необходимости «компромисса» ради спектаклей, — так что же показывает Константин Богомолов на сцене? Мы попросили театрального критика, побывавшего на премьере его свежей работы, поделиться впечатлениями.

Если вы решили посмотреть «Дачников на Бали», не хватайтесь за Горького, пытаясь освежить в памяти пьесу или скачать очередной пересказ за 8 минут. Вместо этого перечтите июльский опус Богомолова «Я умру, а вы останетесь?» Пузырящийся пафосом манифест — конспект режиссерских размышлений о новых «Дачниках». Читать его непросто, приходится пропускать абзацы, скопипащенные из советских передовиц. Но чтение займет меньше, чем три часа двадцать минут: ровно столько актеры Театра на Бронной транслируют почти те же мысли со сцены.

Если манифест КБ, сопровождающийся у части читателей острыми физиологическими реакциями в виде тошноты, мигрени и проч., не отобьет у вас желания насладиться игрой актеров, значит, первый уровень пройден: идите в театр.

Рассадка бифронтальная, то есть публику сажают с двух сторон сцены. Билеты дорогие, критиков не зовут. Кислые интеллигентские мины не будут портить вам настроение. Если вы Владимир Познер, Андрей Малахов, подруга жены Константина Богомолова, друг мужа Ксении Собчак или сама Ксения, вас снимут на фоне баннера и посадят прямо на сцене: актеры будут играть у ваших ног. Если вы не совсем селебрити, ваше место — в зрительном зале. Если совсем не — возьмите в театр сумку «Биркин»: с ней вам будет немного уютнее.

В упомянутой статье Богомолова есть только один пассаж, в который стоит вчитаться: автор рассуждает и вспоминает, как Сталин, истребив и изгнав из страны всех мыслящих людей, доверил представлять интеллигенцию лицедеям — «людям одной из самых продажных профессий» — и тем самым совершил «циничную подмену». Эти слова — исповедь: сам худрук Бронной — обожающий играть не только в собственных спектаклях, но и за пределами театра, — лицедей par excellence.

У новых «Дачников» красивые декорации. Большая терраса, за ней — вип-трибуна, спрятанная в густом синем свете, дающем ощущение южной ночи. Сбоку и сверху — экраны с проекциями пальм. Оформление Ларисы Ломакиной стало еще изысканнее — пропорционально взлету технических мощностей Бронной.

«Глупая дача» (так в пьесе Горького называл снятый на лето дом инженер Басов) эмигрировала из средней полосы России в Азию вместе с обитателями. Уговаривая жену Варю перестать нюхать и ныть, богомоловский Басов жалуется, что ему тоже «не всрался этот Бали», но ведь надо терпеть! Горьковские разночинцы, с трудом выбившиеся в люди, и потому не желавшие никаких революций, служили инженерами, предпринимателями и врачами. У Константина Богомолова они заняты одним: спасают от санкций украденные у российского народа деньги.

За это их стыдит немолодая Марья Львовна (юная Анна Патокина). Будущая революционерка у Горького, у Богомолова она оказывается единственной идейной эмигранткой — женщиной сложной судьбы, бывшей проституткой, живущей в доме некоего Лопахина, скупившего весь Бали и настроившего на острове дач.

Пять пудов любви (то есть нелепые влюбленности героев), манера персонажей говорить, и даже ритм речи, сто двадцать лет назад неизящно украденные Буревестником революции у Чехова, в руках режиссера становятся еще более неловкой пародией. В этой святочной сказке (действие перенесено под Новый Год) все всем изменяют, пьют, нюхают, забывают принять антидепрессанты, — словом, гниют и пахнут. Умную бездетную Варвару бесит слишком деятельный муж, нимфоманку Юлию — слишком пьющий. Безнадежно многодетную Ольгу — дети, от которых в мечтах ее избавит набежавшая волна.

Капустник становится поперек горла, когда Ольга жалуется на балийскую няню, и получает совет «взять украинку». Упоминание украинцев вызывает у героев приступ панической атаки и комплекса неполноценности разом. Пытаясь снизить градус, они называют их «хохлами». «Хохлы» пугают своим появлением — то на балийских дачах, то в Куршевеле. Варвара шипит от ревности, увидев черноокую дивчину, нанятую мужем изображать Снегурочку. Достается, конечно, и евреям: выясняется, что харьковскую антисемитку Марью Львовну много лет терроризировал покойный муж, сказочно богатый Александр Соломонович Гугенштраль.

Вложи Богомолов в уста героев слово «кацап», был бы шанс списать всё на его особый черный юмор, который не щадит ни «жидов» в газовых камерах, ни детей, умирающих от рака. Ни «хохлов», на дома которых, пока мы рассуждаем про шутки Богомолова, падают «кацапские» бомбы.

Но никакой войны или даже СВО герои не упоминают. Слово «фронт» произносится только раз: на фронт собирается русский националист, возлюбленный дочери Марии Львовны. И идейная девушка, единственная, кого тут не высмеивают, рвется следовать за ним.

Во времена, когда КБ был очень передовым и левым, и впервые осмелился на сценический бунт, поставив спектакль «Лир. Комедия», я позвала на его спектакль хорошего музыкального критика — оценить этот бунт со стороны. Тот, хохоча, назвал КБ «талантливым самогонщиком» — мол, гонит отсебятину и не может остановиться. Иногда смешно и талантливо, иногда не по делу. Прошло 12 лет. Сегодня что-то явно мешает КБ сочинять с куражом и блеском. Причина понятна: он научился «гнать», ниспровергать и хулиганить в специально отведенных местах и строго выверенных рамках.

Чудовищное многословие его «Дачников» можно объяснить, но трудно выдержать. Шутки мечутся по залу, как шаровые молнии, ища, где бы взорваться. Но так и не взрываются. Публика если и смеется, то в неподходящих местах. И дело не только в режиссере. Дело в том, что у него теперь другая публика. Эти люди очень хорошо одеты и даже чем-то похожи между собой. Возвращая режиссеру его замечание о том, что плохая пластика делает лица уехавших одинаково злобными, заметим, что у премьерной публики на Бронной — пластика очень хорошая, а лица одинаково радостные. Временами кажется, что тот же мастер поработал и с актерскими лицами.

Впрочем, отдадим должное: никто не умеет научить актера так убедительно нести пургу (ну или «играть телефонную книгу», как говорили раньше), как Богомолов. Речь о некоей системе работы с актером, которую он сам породил. И, похоже, сам уничтожит.

Александра Ребенок в роли Варвары отлично симулирует томное загнивание. Лера Горин — скрывшегося от вкладчиков финансиста Суслова, глушащего совесть, ревность и онкологические боли водкой. Эксцентричная Александра Виноградова в роли Сусловой произносит троллящий феминисток монолог о том, что женщина — вампир, а мужчина должен ловить этого вампира и вбивать в него кол. Никто другой не смог бы произнести эту дичь, не доведя зал до недоумения или негодования. Суслова у Виноградовой плетет, пьянея от собственных бредней, — и даже срывает аплодисменты. Собственно, эта пара — загулявшая актриса и умирающий от рака вор — единственные, кто вызывает эмпатию.

Но есть еще один персонаж. Известный писатель Шалимов (так у Горького) превратился в культового музыканта, которого все здесь называют Борис Григорьевич, или БГ. Предприимчивый Басов нанял его увеселять компанию на Новый Год.

БГ играет главный выразитель идей режиссера и его альтер эго — Игорь Миркурбанов. На этот раз он не поет — это делает видео и фонограмма с настоящим БГ времен «Ассы». Публика умиленно хлопает, а титры сообщают о потрясающей инвенции Богомолова по части авторских выплат: «Звучат композиции, написанные и исполненные иноагентом, — театр не отчисляет авторские и использует их как археологический артефакт».

Впрочем, никакой злобной пародии на Гребенщикова нет. У Миркурбанова он тих и почти застенчив, недоволен собой и склонен к исповеди. Говорит, что для молодых стал чем-то вроде патефона. А потом рассказывает, как «надел на рожу ковидную маску, натянул капюшон», — и прошелся неузнанным по Москве или по Питеру, сделав открытие, что его публики там не осталось. Не нужен он там. После чего взял билет и отправился странствовать….

И тут наконец становится ясно, о чем хотел сказать, но так долго сдерживался Константин Богомолов. О том, что его зрители — исчезли: улетели, растворились, сидят по углам. И петь ему больше не для кого.

Остается дождаться, как в один прекрасный вечер КБ, по традиции, решит заменить Миркурбанова и сам выйдет в роли Шалимова. Он начнет свой исповедальный монолог, а зрители с красиво отутюженными лицами станут хлопать невпопад.

Вы ведь посмеетесь над этим, Константин Юрьевич?

Больше статей о происходящем в России и в мире читайте в "Новой газете. Европа".