Ивета Апкална: «Я как розовый кролик в рекламе батареек – все время несусь вперед»

Она трудолюбива как Золушка и носит сверкающие туфельки. Окружающие ей рукоплещут, дома ждет прекрасный принц, в своем деле она не просто мастер, а один из лучших мастеров на свете. Родная страна наградила ее орденом, титулом почетной гражданки Резекне и трижды – Большим музыкальным призом. И это далеко не все, чего всемирно известная органистка Ивета Апкална достигла к своим 43 годам. Без всяких там фей-крестных и волшебных палочек, собственными силами. 

Вы в детстве мечтали стать знаменитой?

Я не мечтала стать знаменитой, но то, что буду заниматься музыкой всю жизнь, поняла уже в восемь лет. Почему я знаю это точно: когда я была в Риге в прошлый раз, нашла свои старые школьные тетрадки. Оказывается, нам три раза задавали сочинения про будущую профессию. Первым мне попался текст, который я написала в 12 лет – ровно столько нашему сыну сейчас. Но я и в 10 лет писала то же самое. И в восемь. Они все три очень-очень похожи. И я вспомнила, как учительница меня спрашивала: хорошо, твоя мечта – музыка, музыка и еще раз музыка, но, может, стоит оглянуться вокруг? Вдруг тебя и что-то другое заинтересует? А я не могла в толк взять – как это, что-то другое? У меня есть цель, я все сделаю, чтобы ее достичь. Я играть хочу! Я уже почувствовала, каково это – выходить на сцену, я заметила, что сила музыки в этот момент радует не одну меня: все пространство вокруг преображается, ауру меняет. А главное – люди. У них как будто гора с плеч спадает. Они хоть ненадолго о своих проблемах забывают. Удивительно просто. Я в раннем детстве доктором хотела быть, а получается, я им и становлюсь, когда за инструментом сижу. Только не тела врачую в больнице, а души в концертном зале. Это же праздник какой-то! И вот это все мне еще в школе открылось. А насчет славы, известности – нет, никогда не задумывалась, честно. 

Когда вы впервые сказали себе – Ивета, ты молодец, ты победила, ты не только красивая и умная, ты еще и талантище?

Мне было девять с половиной лет, и у меня было первое большое выступление, я исполняла фортепианный концерт Моцарта в Резекне. Это была грандиозная задача – сыграть так, чтобы самой не стыдно было, чтобы маме за меня не стыдно было, чтобы учительнице, и чтобы слушателям было приятно и дирижеру захотелось пригласить меня еще раз. Не знаю, смогу ли я объяснить, как много это для меня значило, для ребенка из провинциальной школы – в неполных десять лет музицировать с оркестром… Я полгода к этому готовилась, света божьего не видела, отказывалась с ребятами из класса на каток сходить, мячик бросить, до того дрожала над своими руками, боялась, что может что-то приключиться, что я их поломаю, порежу, поврежу. Вот насколько этот концерт моими мыслями владел! Я очень, очень надеялась, что подготовлюсь как надо. И я подготовилась! Еще и в Гулбене на гастроли с оркестром съездила – первые в жизни гастроли! И когда это случилось, я себе сказала: ты молодец. Сама себя почетной грамотой наградила. (Смеется.) 
Таких счастливых моментов в жизни было потом много. С одной стороны. С другой – я никогда собой не удовлетворена на сто процентов. То, что сейчас хорошо концерт прошел, не главное, главное – держать в голове следующий, видеть перспективу. Ну да, похвалить себя не возбраняется, если есть за что, но сидеть и наслаждаться тем, какая я замечательная, – не мое. Я как тот розовый кролик в рекламе батареек – все время несусь вперед, с детства. Единственное, что заставляет меня снизить скорость и притормозить, – мои ребятишки. Мимо них пробежать я совсем не хочу. 

А какой момент был для вас самым сложным, переломным?

Вообще-то я человек не злопамятный, не люблю возвращаться мысленно к тому, что люди или жизнь сделали мне плохого, как меня обижали. Я это очень быстро забываю. Нет, правда! Мама лучше меня помнит и острее воспринимает те мои прошлые проблемы, всем своим сердцем. Если мне больно, ей еще больней. 
Но да, были вещи, которые по мне ударили сильно. Конечно, были. Во-первых, очень непросто было молодому человечку из Резекне в Ригу перебраться, такую огромную, такую незнакомую. Меня как будто из озера в океан выплеснули. И все-таки я это пережила, потому что не просто так в столицу приехала, а учиться в Музыкальную академию… Дальше было еще тяжелее: после диплома мне пришлось выбирать – фортепиано или орган. Я знала, я чувствовала, что душа моя к органу лежит, а окружающие не то что старались отговорить… Нет, они мягко так подчеркивали, что на фортепиано я играю очень хорошо и красиво, было бы жаль, если бы я отказалась от этого инструмента. Мягко подчеркивали, но настойчиво, убедительно. И мне немало сил потребовалось, чтобы cделать выбор – очень конкретный, очень непростой, очень важный, очень мой. 
А особенно тяжело было чисто по-человечески, по-женски… Это сейчас у меня прекрасная семья, фантастический супруг, чудесные детишки. Раньше-то в личной жизни не все так гладко шло. И, быть может, самый-самый сложный момент был, когда я завершала свое образование в Штутгарте –получала наивысший статус в профессии, органист-солист, дальше музыканту уже некуда идти учиться. И вдруг передо мной встала дилемма: ехать домой, где меня ждал мой первый муж (то есть это я так думала, что ждал – оказалось, не особенно-то и ждал, но я же этого не знала), или задержаться на пару недель в Германии и отдаться спонтанной идее, которая на меня как с небес свалилась: сыграть еще один концерт и записать его как live-альбом. Эта идея возникла в голове одного продюсера, и он в ней был очень заинтересован. 
Билет до Риги уже лежал у меня в кармане, оставалось решить, поменять его или лететь, как планировалось. Я думала, что человек, которого я люблю, должен, наверное, вместе со мной принять решение, оптимальное для нас обоих. Увы… Мне пришлось полагаться только на себя. Я поменяла билет, я осталась на эти две недели, я записала свой первый диск. С этого все и началось. Качнись весы в другую сторону, мы бы с вами, скорей всего, сегодня не разговаривали, вы бы никогда не услышали о такой органистке, как Ивета Апкална. Вообще никогда. 
Знаете, для меня это было очень-очень тяжелое решение. Но правильное. В тот момент я родилась заново как человек, как музыкант, как женщина, которую я сама уважаю и люблю, с которой мне самой хотелось бы общаться. Ну и как та эмоциональная бомба, какая я есть сейчас. (Смеется.)

С вами легко жить рядом? Быть вашей семьей? 

Когда соединяются две души, которые созданы друг для друга, все легко. А я нашла такую душу, такого человека, даже не ища его. И он нашел меня. Нам не надо прилагать усилий для того, чтобы найти взаимопонимание, мы оба принадлежим великолепному миру, который называется классическая музыка. Мой муж – звукорежиссер и продюсер (немец Йенс Шунеманн, Jens Schünemann, обладатель премий Midem и Grammy. – Прим. ред.). Да, он не на сцене, а за ней, но это он вдохновляет меня на запись альбомов и концертов, он же эти записи осуществляет, и это он ведет меня по вселенной звуков, которую знает досконально. Мне не требуется ни мужу, ни детям объяснять, почему в день рождения сына я, к сожалению, не смогу быть дома,или почему, допустим, вечером я не пойду в ресторан или в гости, куда нас пригласили, а буду сидеть и заниматься. Никто не обижается. Потому что мы все смотрим в одном направлении. А это очень важно для любящих людей. Они могут думать по-разному, действовать по-разному, идти разными путями, но это общее направление все равно будет скреплять их союз.  
Но я отдаю себе отчет в том, что жить с человеком искусства, будь то артист, режиссер, музыкант, художник, танцовщик, писатель, – тяжелое испытание. Искусство призывает к себе людей эмоциональных, остро чувствующих, заставляет все время ходить по лезвию ножа. Мы как будто существуем на нескольких параллельных орбитах сразу. Вот сейчас мои муж и дочь внизу, на первом этаже, я на втором, и они знают, что меня в доме словно бы нет, потому что я занята, я даю интервью. А когда я спущусь со второго этажа на первый, мы снова будем всей компанией варить кофе, играть, гулять – наша семейная идиллия продолжится. 
Думаю, привычка уважать человека, который рядом с тобой, его профессию, его особенности, всем на пользу. Включая детей. Я вижу, что и сын, и дочь с удовольствием общаются со сверстниками разных национальностей, языков, религий. Лучший друг сына – мальчик, который не вполне здоров физически. Они отлично ладят, им хорошо и комфортно вместе. Мне это нравится. Открытость и доброжелательность – важные качества, тем более в нынешние времена и в таком мультикультурном городе, как Берлин. И очень естественные для нас. Не надо притворяться, не надо, фигурально выражаясь, маску надевать. Мы такие и есть. Хотя принципа «доверяй, но проверяй» никто не отменял – быть открытым и доброжелательным не означает быть сюсюкающим и всепрощающим. 

Что для вас Германия? Появились ли у вас какие-то привычки с переездом туда?

Нет! Вот когда я из Риги отправилась учиться в Лондон, а потом из Лондона в Штутгарт, это настоящие переезды, большие, хлопотные. А тут – пара пустяков. С 2003 года моя концертная деятельность начала меня так бросать туда-сюда, взад-вперед, что я даже не почувствовала, что место жительства сменила. Просто, как обычно, собрала вещи в одной точке мира и распаковала в другой. Я всегда в пути, понимаете? И всегда у нас дома чемоданчики открытые, главное – их не перепутать и не улететь на концерт в Париж с чемоданчиком дочери. 

А в Берлине мы все себя очень хорошо чувствуем. Очень уж дружелюбный город. Особенно по сравнению с Парижем и Лондоном, где такое количество писаных и неписаных правил, тайных законов общения… Не скажу, что мне в Париже и Лондоне тяжко приходилось, нет, но то, что нужно было себя немножко перебороть, изменить стиль жизни, чтобы им соответствовать, –это факт. А Берлин к тебе никаких требований не предъявляет, ты вписываешься в него автоматически и очень логично.  

По поводу чемоданчика: самое главное, сказали вы как-то, не забыть дома концертные туфли. Думаю, все ваши слушатели прекрасно знают эти ваши серебристые мягкие туфли на каблучке. Вы чувствуете себя в них Золушкой перед балом?

Я чувствую себя отлично, когда их надеваю, потому что понимаю: сейчас начнется. Начнется праздник, начнется бал Золушки, как вы говорите. Осталось только соблюсти пару особенных ритуалов. Во-первых, подышать глубоко-глубоко. И надеть туфли. Это самая последняя точка перед выходом на сцену, точка над i. А когда я их снимаю после концерта, через два-два половиной часа, я чисто физически ощущаю, что бал кончен, зал уже темен и пуст, и если праздник где-то продолжается, то только у меня в душе. 
И я очень рада, что наконец-то снова нашла мастера, который делает фантастические туфли, потому что человек, который шил мне обувь на протяжении многих лет, умер, к сожалению, четыре года назад. Я представить себе не могла, как моя жизнь органистки будет продолжаться, потому что без специальных туфель никак не обойтись, всюду искала еще одного кудесника с золотыми руками, и наконец мои усилия увенчались успехом. Поразительно, но это снова рижанин! Это просто счастье, потому что каждое прикосновение к туфлям, как и прежде, напоминает о родине. Это что-то такое патриотическое, но в то же время очень личное и очень важное для меня. 

А вы действительно выходите на сцену исключительно в нарядах латвийских дизайнеров? 

Да. Если точнее – исключительно в нарядах от Эвии Даболини, которая шьет для меня несколько последних лет. Клиентка ей досталась непростая, органистка ведь не может давать концерт в красивом пышном платье, органистка играет не только руками, но и ногами, поэтому, конечно, любая юбка отпадает, остаются только брюки, причем каждый миллиметр ткани, каждая складочка, каждая пуговичка имеют значение: я должна чувствовать себя очень комфортно, но в то же самое время выглядеть шикарно. Так что дизайнеру приходится вкладывать в эти концертные наряды немало выдумки и креатива. Я вам больше скажу – когда мы с Эвией работаем, я ей часто заказываю туалеты к конкретным сочинениям и программам! И она буквально каждое произведение слушает, ловит стиль, настроение, прежде чем эскизы создавать. Ничего не появляется просто так, все неслучайно, все продумано. Мне очень приятно, когда люди спрашивают, кто меня одевает, я с гордостью и удовольствием отвечаю, что автор нарядов – модельер из Латвии. 

А какое блюдо латвийской кухни вы чаще всего готовите своим близким?

Мое самое коронное – котлетки! Детки говорят, что у меня лучшие котлетки в мире! И что они очень-очень латышские! А еще мне хорошо удается творожный торт из печенья, biezpiena cepumu torte, который у нас традиционно делают из «Селги». Правда, когда я в Германии нахожусь, о каноническом варианте речь не идет, торт у меня получается современный такой, стильно украшенный. На 4 мая и 18 ноября он у меня обязательно на столе. А еще я постоянно варю каши, причем в точности так, как это делала моя бабушка. Только я-то сама в детстве каши ненавидела, а вот мои сын и дочка их обожают. По-моему, единственные в своей берлинской школе.

Не очень прилично задавать такой вопрос страшно востребованному артисту в самом расцвете сил и карьеры… Но скажите, у вас не возникает классического латышского желания купить себе хутор, посадить под окошком цветы, выращивать в теплице помидоры?.. Зигмар Лиепиньш, например, именно так и поступил. 

Да, есть такое желание. И в этом году оно особенно обострилось, так что ваш вопрос в самую точку. Я и прежде об этом подумывала, когда приезжала с семьей в Латвию, но так, знаете, без особого энтузиазма. Но сейчас мы провели здесь времени больше обычного, у нас с мужем наконец-то появилась возможность от души поболтать друг с другом, обсудить все на свете… Мы каждый день отправлялись в долгие прогулки, много разговаривали и в конце концов пришли к выводу, что да, хорошо было бы в Латвии наконец свить гнездо. Хотя это, скажем так, не самый очевидный для нас вариант. Мы оба любим эту страну, мой муж говорит по-латышски, хотя я его об этом никогда не просила и тем более не заставляла, он сам так решил, сам напросился, не виноватая я. (Смеется.) Но мы всегда немножечко побаивались латвийского климата. Нам все-таки нравятся страны потеплее, Италия, например: мы с первого года совместной жизни отправляемся туда на Пасху, в одно и то же место, в один и тот же отель, раньше ездили вдвоем, теперь все вместе, с детьми, это наша традиция. Поэтому казалось – ну, если решим обзавестись домиком, то где-то на юге. Теперь почувствовали: что-то изменилось. Тянет в Латвию все сильней и сильней! Ну где еще можно идти по берегу моря, как мы ходили, шесть километров от Сикрагса до Мазирбе и столько же обратно – и не встретить по пути никого, ни одной живой души!   
Это удивительно. Ты не чувствуешь себя одиноким, ты знаешь, что люди здесь, рядом, и в тот же самый момент понимаешь, что тебе дарована привилегия побыть наедине с самим собой и с природой. И это то, чего мне остро не хватает, когда я нахожусь, допустим, в той же самой Италии. Личного пространства, не ограниченного четырьмя стенами, где тебя все подталкивает к творчеству, потому что вокруг тебя – красота и, куда ни глянь, широкий горизонт. Для меня это важно. Я не особый любитель горных пейзажей, мне как-то неприятно, когда кто-то или что-то, даже очень эффектное, перегораживает вид вперед и наверх. Не то что Латвия с ее лесами и озерами, пустынными пляжами и морскими волнами, раскидистыми ландшафтами. Такая маленькая – и такая просторная! 

Если у вас имеются пасхальные традиции, то уж рождественские и новогодние – наверняка.

Знаете, моя самая любимая рождественская традиция – то, что я всегда, с тех пор как у меня появилась семья, стараюсь избегать концертов до и после праздника. Я как бы преподношу себе такой роскошный подарок – время побыть со своими любимыми людьми. Для меня это самое важное. И мое агентство к этому относится с уважением. Конечно, всякое бывает, иногда приходится выступить за неделю до Рождества или в первых числах Нового года, но это скорее исключение, чем правило. Это во-первых. А во-вторых, мы не прикладываем усилий к тому, чтоб устроить себе праздник. Жизнь нас научила тому, что ничего специально планировать и режиссировать не надо. Нас в семье всего четверо, но мы все очень темпераментные, особенно дочь и я, у каждого свой характер, свои привычки и предпочтения, и мы стараемся друг друга в этом уважать и поддерживать. Главное, что нам очень нравится быть вместе. Смешно, правда? Для кого-то быть вместе – будни, а путешествие в какой-нибудь красивый город – праздник, а у нас все наоборот: будни – это когда один из нас взял чемоданчик (будем надеяться, что свой), помахал рукой и отправился по делам. Сын спрашивает: ты уезжаешь? Я отвечаю – нет, я пока никуда не еду. А, значит, папа уезжает? Нет, папа тоже не уезжает. И в этот момент сын понимает: вот он, праздник. Вот оно, наше идеальное Рождество. Мы можем просто валяться на диване и болтать. Мы даже можем целый день в пижамах провести – но будем вместе. И это просто счастье.