фото: Олег Зернов
Архитектор Рейнис Лиепиньш: "Красивое быстро надоедает”
Стиль жизни
12 ноября 2020 г., 10:45

Архитектор Рейнис Лиепиньш: "Красивое быстро надоедает”

Ieva Broka

Otkrito.lv

Проще построить что-то новое, чем восстанавливать старое, – это вам любой архитектор подтвердит. А вот Рейнис Лиепиньш умеет не только восстанавливать старые здания, но и оживлять их, делать чем-то абсолютно современным, стильным, актуальным. Его последний проект - мультикультурное пространство Hanzas Perons - в этом году получил высшую награду Латвии в области архитектуры Arhitektūras Gada Balva.

Вместе со своей командой Sudraba Arhitektūra Рейнис путешествует из эпохи в эпоху: он создавал пятизвездочный отель в здании XVII века (Dome Hotel & SPA), превращал средневековый склад в жилой дом (ул. Алдару, 5), а бывшую железнодорожную станцию в многофункциональный культурный центр (Hanzas Perons). Самый масштабный его проект последнего времени – реконструкция Рижского замка, в котором исторических слоев – как листьев в капусте, без счета. Мы поговорили с Рейнисом о том, как он видит современную урбанистику и как органично сочетать в городской архитектуре старое и новое.

фото: Олег Зернов

Мне почему-то кажется, что стать архитектором вы решили еще в детстве.

Да, вы правы. Эта профессия заинтересовала меня еще в раннем возрасте. По соседству с нами жила семья архитекторов, и мы часто бывали у них в гостях. Кроме того, я неплохо рисовал. Плюс отец у меня – инженер-строитель, а мать – журналист и переводчик, от нее я, видимо, унаследовал интерес к истории. Ну, и среда, наверное, повлияла на мое эстетическое воспитание – я вырос в Межапарке.

 

А когда начался ваш роман с исторической архитектурой?

После окончания архитектурного факультета Рижского технического университета я попал в бюро Sīlis, Zābers un Kļava. Одним из проектов, над которыми мы тогда работали, был клуб «Полковнику никто не пишет». Это была моя первая встреча, так сказать, с исторической патиной. И меня чрезвычайно увлек этот процесс – прикосновение к чему-то ценному, его обрамление. Картина как бы уже существует, нужно только создать для нее фон, подчеркнуть исторические слои. В начале 2000-х я создал свое собственное бюро Sudraba Arhitektūra, и нашим первым большим проектом стала гостиница Dome Hotel & SPA в здании XVII века. Каждый раз, приступая к подобному заказу, я испытываю волнующее чувство предвкушения, как в юности перед свиданием. Так было и с Hanzas Perons, так происходит и сейчас с Рижским замком.

 

У вас немало престижных профессиональных наград, но при этом вы не любите, когда вас называют топовым архитектором. (Смеется.) Должен вас огорчить – никаких топовых архитекторов не существует. Точнее, их у нас много. В Латвии традиционно сильна архитектурная школа, к тому же латышам свойственно упорство, которое в сочетании с любовью к своему делу заставляет нас стремиться к совершенству, делать каждый проект максимально хорошо. Так что в топе у нас очень и очень многие. Это видно по проектам. Просто, возможно, не все из этих людей часто мелькают в публичном пространстве...

фото: пресс-материалы
Вестибюль культурного центра Hanzas Perons

А что для вас самое главное в работе архитектора?

Ну, наверное, сейчас, когда я уже построил что-то хорошее, для меня важнее сам процесс… Но вообще все зависит от проекта. Например, Hanzas Perons – это общественное здание, и нужно было сделать так, чтобы там чувствовали себя удобно все, от детей до стариков. Работая над этим проектом, я мысленно прикидывал, понравится ли он моей бабушке. Серьезно. А что касается Рижского замка, тут наиболее важны три вещи. Во-первых, очень хотелось бы, чтобы работы по реконструкции замка не превратились в долгострой и не «зависли» еще лет на десять. Во-вторых, чтобы уровень качества проводимых работ был соответствующим. И в-третьих, чтобы все вовлеченные стороны – архитекторы, строители и заказчик – осознавали свои способности и уровень стоящих перед ними задач.

 

Для тех, кто не в курсе, – расскажите, что представляет собой проект восстановления Рижского замка.

Рассказать о столь масштабном проекте в нескольких предложениях и без чертежей довольно сложно. Рижский замок состоит из двух частей – старой части (кастеллы) и новой (форбурга). Новую часть, в которой размещается Канцелярия президента, реконструировали еще в 2015 году, а старая долгое время находилась в плачевном состоянии. Четыре года назад наше бюро выиграло конкурс проектов по ее восстановлению. Кастелла представляет собой четырехугольное сооружение с башнями по углам и внутренним двором. Ее общая площадь, вместе с террасами и двором, составляет 11 000 м². Получается, что в самом центре Старой Риги мы имеем мощный исторический объект, который для широкой публики до сих пор был закрыт. Мы его планируем открыть, расширив тем самым общественное пространство Старого города.

фото: пресс-материалы
Капелла Рижского замка после сноса перекрытий

Чувствуете себя археологами?

Да, нам предстоит разобраться во всех исторических наслоениях. Ведь за свою многовековую историю Рижский замок пережил бесчисленное количество правителей, и каждый расширял и достраивал его сообразно с собственными вкусами и потребностями. Это здание было и фортификационным сооружением, и тюрьмой, и резиденцией генерал-губернаторов, и Дворцом пионеров… Свой нынешний фасад в стиле классицизма оно приобрело в результате почти сотни перестроек.

 

То есть фактически это музей истории под открытым небом.

Я думаю, что в процессе работы нас ждет еще немало находок. Но наш подход таков: исследования проводить там, где планируется что-то менять, например, в местах инженерных коммуникаций. Или там, где предположительно может находиться нечто ценное. А открывать все подряд нельзя. Обнажая древний слой, мы теряем что-то из более поздней истории. Мы стремимся сохранить все самое ценное из исторических напластований, но в первую очередь выделить оригинальные детали орденского замка.

 

Что лично для вас было наиболее интересным в этом проекте?

Наверное, работа над капеллой. Это самое примечательное помещение замка. Капелла была построена в 1515 году, с готическими сводами и массивными каменными колоннами, и носила имя святого Андрея. В 1870 году по распоряжению губернатора ее разделили на две части, построив второй этаж. Мы планируем снести эти перекрытия и восстановить оригинальный объем.

 

Что вы обычно показываете своим зарубежным друзьям, когда они приезжают в Ригу?

Маршрут довольно тривиальный: Тихий центр, квартал югендстиля, Старая Рига… В последнее время особый интерес стало вызывать индустриальное наследие – Андрейсала, пивоварня Kimmel. Я всегда стремлюсь показать, насколько Рига красивый и интересный город, насколько он соответствует статусу метрополии. Мы ведь сами порой недооцениваем его... У нас есть, например, Бульварное кольцо – уникальный градостроительный ансамбль (один из старейших на территории современной Европы!), который опоясывает Старый город. Любое здание, которое разрывает это кольцо, – скажем, здание Forum Cinemas – воспринимается как нечто инородное.

 

На какой из городов мира Рига похожа более всего?

С точки зрения застройки Старого города – на Страсбург. Что-то похожее есть в Вене. Я много поездил по Франции и могу сказать, что в Латвии сохранилась более аутентичная историческая атмосфера. В XIX веке с историческими памятниками во Франции обходились весьма вольно. Собор Парижской Богоматери, замок Каркассон и другие выдающиеся архитектурные сооружения были реконструированы Эженом Виолле-ле-Дюком, чей реставрационный подход, довольно свободный и субъективный, базировался в основном на интерпретациях. Это была такая романтизация истории. А в Риге такого не было, в ней сохранился дух подлинности. Зато у нас, к сожалению, почти совсем не освоена береговая зона – нет уютной набережной с кафе, как в большинстве западноевропейских городов.

фото: пресс-материалы
Реконструкция здания XVIII века в Старой Риге

То, что ваше имя сегодня ассоциируется с реконструкцией исторических объектов, как-то ограничивает вашу деятельность?

Это затрудняет общение в публичном пространстве. Одна клиентка призналась, что, прежде чем позвонить нам, она целый месяц набиралась смелости – думала, что мы занимаемся только замками и перронами. Сейчас мы проектируем для нее небольшой частный дом... Когда ты уже удовлетворил свои амбиции, то появляется желание просто помогать людям. Не самореализовываться за чужой счет, а делать то, о чем мечтает твой заказчик. Это, конечно, нелегко – нужно увязать техническую сторону с творческой, художественную с практической, сделать так, чтобы дом «работал». И чтобы он не был слишком красивым.

 

Не был слишком красивым?

Красивое быстро надоедает. Дом должен быть нейтральным, непретенциозным. А этого не так просто добиться. Красота архитектуры кроется в пропорциях, здание должно выглядеть так, чтобы его внешний вид никого не раздражал. Я восхищаюсь архитекторами, сумевшими реализовать в больших городах свои амбиции,как, например, Фрэнк Гери с его музеем Гуггенхайма в Бильбао, напоминающим взорвавшуюся консервную банку. Безусловно, это здание принесло городу пользу. Но вот насколько оно функционально? Ведь немалая его часть – это всего лишь декорация… Выражение своего эго в общественном пространстве меня не интересует. Не хочу сказать, что это плохо, но это не мое. Думаю, что мы, латвийцы, вообще в своей массе более приземленные. Но именно этой своей латышской «серостью» мы и интересны миру.

 

К слову, о серости. Какая цветовая гамма, на ваш взгляд, более всего подходит Латвии?

Латвии подходят натуральные материалы. Взгляните (указывает на виднеющийся из окна Домский собор), как здесь работают красные кирпичи, – ты их ощущаешь буквально на тактильном уровне. Лично мне очень нравится белый. Впрочем, это зависит от материала... Цвет должен подчеркивать само помещение, его внутреннюю элегантность. По моим наблюдениям, все пестрые, «жизнерадостные» общественные интерьеры очень быстро надоедают: примерно через два – два с половиной года владельцам приходится делать незапланированный ремонт.

фото: Олег Зернов

Как вы могли бы описать свой архитектурный стиль?

Надо подумать… Мне представляется здание, ничем особо не выделяющееся. На первый взгляд, невыразительное. Но в этой невыразительности присутствует тема, одна или две, которая делает ее долговечной. Как ткань, в которую вплетена одна особенная нить гаруса. И в идеале эта ткань еще и не мнется. Поэтому, когда ты выбираешь, что надеть, рука тянется к вещи именно из этой ткани. Другие, возможно, этого не видят, но ты знаешь, чем она так хороша. И этот акцент обычно связан с функциональностью.

 

Какие здания вам не нравятся?

Здания супермаркетов Rimi, Maxima, а теперь еще и Lidl, построенный на берегу Даугавы недалеко от бывшего устья Огре, – смотришь, и сердце кровью обливается: такое живописное место испорчено! Нарисовать то, что просит заказчик, это нормально. Но все же стоило бы оценить, нужно ли это Латвии. Мы зачастую романтизируем образ архитектора. Но на самом деле архитекторы активно участвуют в экономических процессах. Взять те же супермаркеты, эти проявления иностранного капитала. Фактически все они принадлежат нескольким людям. То есть по сути работают на этих людей. Дикий капитализм в Латвии цветет буйным цветом. Запруженные машинами автостоянки перед супермаркетами – это вовсе не достижение. Между тем наши местные магазинчики едва выживают...

фото: пресс-материалы
Интерьер квартиры в Межапарке

Как вы считаете, можно ли ради возведения здания пожертвовать деревом?

Вы о «Парке Марса»? Да, я из числа тех, кто был против вырубки деревьев. Деревьев у нас мало, а здание можно построить где угодно. Очнитесь, люди уезжают, население сократилось уже на двести тысяч человек, город полупустой – зачем еще и деревья вырубать? История о том, как на месте бывшего велотрека решили строить здание Службы госбезопасности, для которого потребовалась вырубка деревьев, на мой взгляд, является образцом некомпетентности. Сомневаюсь, что возведение здания именно там – это вопрос жизни и смерти. На Востоке люди проделывают фантастическую работу, чтобы грамотно разместить людей с первого до последнего этажа так, чтобы они не упирались взглядом в окна соседнего дома. А у нас рядом с домами растут несколько деревьев, и от них собираются избавиться.

 

Сколько квадратных метров нужно человеку, чтобы чувствовать себя хорошо?

Важен не столько метраж, сколько высота потолков. И вид из окна.

фото: Олег Зернов

Что вас интересует помимо архитектуры?

С детства я интересуюсь музыкой, историей, но фактически вся моя жизнь подчинена работе. У меня полно знакомых, которые регулярно в январе-феврале ездят в какую-нибудь восточную страну – отдохнуть, помедитировать, расслабиться. А у нас, архитекторов, это самый напряженный период.

 

Никогда не хотелось поработать за пределами Латвии?

Как раз сейчас мы думаем о том, чтобы поучаствовать в каком-нибудь проекте. Правда, на Западе среди архитекторов очень большая конкуренция. Пять лет назад проводился конкурс проектов музея Гуггенхайма в Хельсинки, так на него пришло более 1 700 заявок со всего мира. Представляете? 1 700 разработанных проектов! В итоге, однако, музей так и не построили.

 

Где вы находите гармонию, обретаете внутренний покой?

Внутренний покой я обретаю, когда узнаю что-то новое в своей сфере. Если я куда-то выезжаю, то затем, чтобы увидеть интересные примеры архитектуры, набраться идей. Я стопроцентный урбанист. Сейчас многие люди, чтобы снять стресс, отправляются в лес или деревню. От города они устают. И, сделав там самые необходимые дела, устремляются туда, где покой, тишина, природа… Так вот, у меня такого нет. Мне интересен процесс познания и понимания социума. Мне нравится находиться в городе, а лучше – в городе с элементами природы. Город меня не раздражает. Иначе, наверное, было бы трудно работать в этой профессии, которая требует большую часть времени проводить на стройке... У нас вечный дедлайн и вечная внутренняя неудовлетворенность тем, что создано на бумаге. Возникает психологическое напряжение, кажется, что ты никогда не бываешь по-настоящему свободен от работы, что она никогда не заканчивается. С завистью смотрю на музыкантов. Какие же они счастливые после концерта! Уставшие, но счастливые. Правда, музыканты, в свою очередь, жалуются на свой график, на то, что у них все распланировано на три года вперед. Подозреваю, что состояние полной гармонии не способствует творчеству. Стинг с тех пор, как приобрел загородный дом в Уилтшире, ничего выдающегося, к сожалению, не создал. Свои лучшие вещи он написал до 1987 года, до того, как у него появилась собственная студия с фантастическим видом и чудесная семья. Наверное, у творца должно быть это психологическое напряжение. Иначе начинается застой...

 

Наверное, профессиональный интерес не покидает вас и во время путешествий?

Никогда не езжу бесцельно. За границей у меня всегда очень жесткое расписание – по дням, иногда даже по часам. Я неплохо изучил Францию – у меня в Бордо живет сестра, мы довольно часто к ней приезжаем, и она составляет для нас культурную программу.

 

С Алвисом Херманисом вас часто путают?

Нет. Но говорят, что мы похожи. Мы с Алвисом шапочно знакомы, и я не буду слишком оригинальным, если скажу, что мне нравится, что он делает в Новом Рижском театре. Театр это вообще такое место, где встречаются все сферы жизни. И все слои общества – и те, кто платит налоги, и те, кто их тратит.

 

Есть ли у вас проект мечты?

Я считаю, что в творческой жизни мне и так очень повезло. Задачи были не из легких, при этом ничего лучшего я и желать себе не могу. Но еще хочется послужить людям. Отработать свое существование. Помочь другим построить то, о чем они мечтают.