Очарование долгого века. Режиссер Давис Симанис

Раньше Давис Симанис снимал необычные и яркие документальные фильмы. Его дебютная работа в 2006 году „Версия. ЛНО” удостоилась профессионального признания и национальной награды „Большой Кристап”. За этим последовало еще несколько фильмов, получивших высокие оценки, в том числе занявшая несколько лет фундаментальная работа „Хроники последнего храма”  - о строительстве новой Латвийской национальной библиотеки и ее символическом значении для общества, „Valkyre Limited” – рассказ о внутренней борьбе замыслов и возможностей художника с реальностью при постановке оперы Рихарда Вагнера „Валькирия”.

Сейчас снимается первый художественный фильм Симаниса „Санаторий пепла”, который, как и „Escaping Riga”, повествует о конце целой эпохи в мышлении и культуре, который принесла с собой Первая мировая война. Режиссер не скрывает, что тема „долгого века” и его гибели (есть мнение, что XIX век длился до 1914 года, то есть начала Первой мировой войны) завораживает его и страшит одновременно. Его потаенная мечта – провести хотя бы несколько летних недель в сельском имении XIX века по образцу европейской аристократии, то есть посвящая время духовным занятиям, прогулкам в парке, завтракам в определенный час и ужинам, к которым положено переодеваться.

Премьера „Escaping Riga” отложена на апрель 2014 года, и это несколько позже, чем планировалось. Как говорит режиссер, каждый фильм выходит в свое время, и проконтролировать это невозможно, как театральную премьеру или концерт, назначенный на конкретную дату. При создании фильма временной код более открыт. Так же обстоит дело, например, с обустройством выставки. Последние картины, написанные ночами перед самым открытием, оставляют впечатление излишней поспешности, что можно заметить и в контексте целой выставки. Так же и с фильмом. Однако на выставке картины существуют и каждая по отдельности, и можно судить, какая из них создавалась спокойно, а вот в кино, увы, отделить одно от другого нельзя, и поспешность может испортить целый фильм. 

Сколько лет ты работал над этим фильмом?

Четыре года прошло, если не ошибаюсь.

Это довольно большой срок. Если взглянуть с начальной точки четыре года назад, то насколько нынешний результат отличается от первоначальной идеи?

Этот фильм достаточно сложен по своей идее. Это „докудрама”, или документально-игровой фильм, что означает инсценировку документальных ситуаций на основе исторических источников. Поэтому замысел подобного фильма должен быть чрезвычайно точным, чтобы его вообще можно было воплотить.

В любом случае, сделав фильм, по конечному результату ты видишь, насколько он все же отступает от первоначального замысла. На этот раз могу утверждать, что результат и задумка не так уж далеки друг от друга.

Почему для тебя важно было для рассказа об этих личностях использовать, как ты сам раньше говорил, „документальную мистификацию”? Это все-таки требует от зрителя известной подготовленности и предварительных знаний о персонажах, которые, скажем честно, несмотря на свой мировой масштаб, не особенно популярны в Латвии.

Во-первых, уже было несколько документальных телевизионных фильмов как о Сергее Эйзенштейне, так и об Исайе Берлине. Поэтому мы ни в коем случае не ставили перед собой цели показать, что и мы можем снять свой документальный фильм. Мой выбор работать именно в таком ключе больше связан с интригой, которую являют собой их жизни.

Оба они происходят из Риги, оба покинули ее одновременно и спустя очень долгий промежуток времени встретились вновь. Кроме того, эта встреча, незадолго до смерти Эйзенштейна, в каком-то смысле возвращает их назад к месту, которое их связывает, - к Риге.

Это момент, привлекающий и нас, смотрящих в историю: возможно, за официальными биографиями кроется еще что-то, какие-то страсти, эмоции. Что-нибудь такое, чего мы не заметим, читая статью в „Википедии” или еще где-нибудь. Никакая „говорящая голова” не расскажет нам того, о чем идет речь в этом фильме. Фильм повествует о разных, можно сказать, пикантных, трагических и очень интимных эпизодах в жизни обоих. 

Мы занимаемся этой исторической реконструкцией, чтобы оказаться в непосредственной близости от Эйзенштейна и Берлина. Это, вообще, большой вопрос – как приблизить зрителя к документальному кино? Зритель каким-то образом этого избегает, как и двух этих личностей, как ты верно отметила. Но, может быть, это самые выдающиеся люди, которых рождала Рига. Поэтому я пытаюсь снимать фильм, который сможет и „достучаться” до зрителя, и подтвердить значение обоих этих людей для Риги. 

Эйзенштейн и Берлин прекрасно характеризуют эпоху, которая всегда интересовала меня в истории – Первая мировая война и время после нее. Своими жизнями они отражают этот период, они – в эпицентре всех событий, они представляют господствующие и совершенно противоположные идеологические позиции, а также социальный срез, национальный вопрос... Есть очень много элементов, интересных с чисто исторической точки зрения, а человечески они так похожи – своим авантюризмом, неизмеримыми интеллектуальными возможностями, творческим началом... Их разделяют только политические платформы. 

Это идеально вписывается в тематическую линию „Улица Свободы” программы „Рига-2014”, которая рассказывает не только о Первой мировой войне, но и о тех огромных переменах, которые она принесла Европе, о мире, безвозвратно ушедшем в небытие.

Это тема, которая завораживает меня. Мне кажется, это такая огромная трагедия! Вся та культура, которая строилась на просветительском мифе и просуществовала весь XIX век, убежденность в силе человеческого разума как в чем-то могущественном, что превыше любых суеверий, любой глупости, была разрушена брутально и одномоментно!  

Итак, остается ситуация, когда на пустом поле нужно искать остатки ценностей, а их нет. На этой почве и возникают всевозможные религии заблуждений, которым человечество массово верит и следует. Как писал Норман Дэвис [Norman Davies, крупный британский историк — ред.], это было время, когда мир сошел с ума.

Эта эпоха при всем своем трагизме местами и очень комична. Трагедия соседствует с множеством абсурдных, смешных вещей. И это безумно творческая эпоха.

Если бы не было войны, не было бы, для начала, и авангардного кино, на которое мы, между прочим, много ссылаемся в фильме. Мы используем множество элементов кинематографа того времени, из фильмов не только самого Эйзенштейна, но и многих других режиссеров.

 

Снимая „докудраму”, или „документальную мистификацию”, ты неизбежно что-то интерпретируешь субъективно, даже невзирая на то, что основательно работал с архивными материалами. Не конфликтуют ли в тебе художник, режиссер с историком, если иметь в виду ответственность за то, что люди могут воспринять фильм как бесспорный исторический источник? 

На этот счет у меня есть конкретная позиция, можно даже сказать, теория о способе работы с историческим материалом в фильмах. Моей специализацией в докторантуре была именно интерпретация истории в кино.

Я думаю, в фильмах нужно очень четко отделять уровень стилизации от уровня исторических фактов, а это возможно только в том случае, если такая стилизация, введение искусственности, происходит осознанно.

Тогда зритель может сам стать историком-любителем и подразделять: ага, есть актеры, искусственно разыгрывающие некие эпизоды, но есть и реальные факты. 

Фильм создавался, в определенной мере, с интимных позиций, и в нем есть закадровый голос, излагающий мою точку зрения и интерпретацию фактов. Я открыто говорю со зрителем о правилах игры.

Очень многие исторические фильмы подчинены жестким драматургическим законам, то есть схеме с единственным главным героем. Но в истории никогда не бывает так, что все делает один человек. Даже если говорить о полководцах или единоличных политических лидерах, все равно в целом это будет история масс. И это один из моментов, который искажается при переносе истории в кинематограф. И, если эта граница между стилизацией и фактами не очевидна, то посредством кинематографа мы учим очень неправильную историю. В наши дни, по примерным подсчетам, 95% того, что мы называем исторической памятью, формирует именно кино. Даже на уровне средней школы истории обучают по фильмам, притом абсолютно ошибочным.

Это довольно опасно.

Да. Поэтому „Escaping Riga” – эксперимент для моей теории, по которой я пытаюсь также защитить диссертацию. Каким образом, при таком различии между интерпретацией и фактами, мы можем получить сравнительно правдивое представление об истории.

В таком случае, база бакалаврской программы по истории и теория источниковедения тебе больше помогают, чем мешают?

Ясно, что на каком-то исследовательском уровне все это помогает. Конечно, по природной лени ли или по другим причинам, уже в вузе я всегда пытался избежать активного хождения по архивам [смеется – ред.] Однако для того, чтобы уметь структурировать знания, анализировать источники (письма и автобиографические тексты, в случае с „Escaping Riga”), нужен все же предварительный опыт.

Возможно, ты назовешь некоторые конкретные факты, которые обыгрываются в фильме, но до сих пор не подчеркивались в официальных биографиях?

Нельзя сказать, что в фильме будут некие абсолютно новые, уникальные факты. Обоих персонажей, Эйзенштейна и Берлина, много изучали на академическом уровне, и понятно, что ничего неизвестного обнаружиться не может. Однако есть факты, просто пропущенные. В основном, это мелкие детали. Например, забавное приключение в Ирландии, когда Исайя Берлин с другом с сумасшедшей скоростью носились на автомобиле по тамошним полям и сбили старичка с осликом, испытывая при этом не трагическое сожаление, а абсолютную беспечность, свойственную молодым людям, которым весь мир кажется открытым.

Ясно, что и Эйзенштейн, и Берлин оставили фундаментальный вклад и „заслужили”, чтобы об их повседневной жизни и о том, как они достигли величия, не говорилось. Однако фильм   „Escaping Riga” дает возможность гениям сойти со своих пьедесталов. Они тоже любили, страдали и погружались в экзистенциальные размышления о том, что их время когда-нибудь кончится. 

Зная о твоем интересе к рубежу XIX-XX веков и Первой мировой войне, излишне спрашивать, какой исторический период ты выбрал для своего первого художественного фильма „Санаторий пепла”.

В известной мере, благодаря теме Эйзенштейна и Берлина я еще больше привязался к той эпохе. Я всегда чувствовал, что настоящая культура и настоящая жизнь, достойная человека, остались именно в XIX веке. По крайней мере, в среде состоятельных и образованных людей.

Я ощущаю это по мелочам, например, эпистолярный жанр показывает, как мыслили и писали люди в то время, как они организовывали быт. А потом пришла война, которая все это погубила. Для Латвии она означала много, так как появилась возможность основать национальное государство. Однако с точки зрения всей цивилизации, европейской культуры обаяние и вкус Европы были утрачены.

Конечно же, Берлин и Эйзенштейн в известной мере были плодами той самой европейской культуры XIX века. И свой первый импульс оба они получили в Риге, которая была в те годы мультикультурной метрополией, конкурировавшей на европейском уровне. Фактор Риги в их биографиях нельзя недооценивать. 

Рига, как культурная столица Европы XIX века, в том смысле, что она была равноценна другим метрополиям того времени?

Да, без сомнения, Рига того времени обладала статусом метрополии. Достаточно посмотреть на снимки конца XIX – начала XX века – как выглядел город! Это совершенно другой размах, величие, уверенность в себе.

Почему в Риге той эпохи строились известные здания югендстиля? Потому ли, что это был провинциальный кич окраинной провинции Российской империи? Нет, просто люди были уверены, что могут себе такое позволить. Это были уверенные в себе потребители европейской культуры.

Если бы тебе пришлось снимать фильм о Риге как сегодняшней культурной столице Европы, что бы ты счел важным показать и рассказать?  

Признаюсь честно, по отношению к сегодняшней Риге складывается такая особая ситуация, что, живя здесь, ты слишком хорошо знаешь город, и трудно ответить на вопрос, что в нем хотелось бы показать другим. Мне было бы очень сложно снимать фильм о Риге, не впадая в рекламную банальность, то есть кадры с Домским собором и радостными людьми на Празднике песни. Мы, рижане, уже не в состоянии оценить Ригу и порой игнорируем ее, так как для нас это само собой разумеющееся жизненное пространство. Вот если бы каждый из нас вышел в город, хотя бы в окрестностях своего дома, и попытался бы полностью отмежеваться от факта, что мы принадлежим этому месту, и посмотреть вокруг – на архитектуру, на среду... Мы обнаружили бы столько интересного, захватывающего, красивого, столько тайн! 

В сотрудничестве  с Rīga 2014/Фото: Каспарс Гарда