"Она была еще в крови": в музее Огре выставлена форма убитого российского солдата - специалисты сомневаются в этичности такого экспоната
В Огрском музее недавно была открыта экспозиция "Дорога к свободе", которая уже вызвала неоднозначную реакцию специалистов из-за выставленной на обозрение формы убитого российского солдата. Эксперты ставят под сомнение этичность такого экспоната, ссылаясь на международные нормы, включая Женевскую конвенцию и этический кодекс музеев.
Главное опасение работников музеев связано с тем, что форма могла быть снята с тела до захоронения, что нарушает гуманитарные и моральные нормы, сообщает LSM.
На первых двух этажах Огрского музея посетители могут ознакомиться с историей завоевания и восстановления независимости Латвии, а также с героизмом и жертвами жителей Огрского края во имя свободы. На третьем этаже размещена экспозиция «Мы и они», рассказывающая о борьбе украинцев за свою страну. Там выставлена форма погибшего российского солдата, о получении которой историк музея, отставной майор Гунарс Русиньш рассказал журналисту TV24: «Когда мы ее привезли, она была еще в крови. Украинские солдаты передали нам этот костюм. Когда везли домой, в автобусе пошел неприятный запах, и ребята между собой шутили: “У тебя что-то сильно изо рта воняет”. Когда открыли мешок, поняли, что это застоявшаяся кровь и именно она источала этот запах».
Искусствовед Астрида Рогуле отмечает, что все исторические и мемориальные музеи, а также многие междисциплинарные экспозиции состоят из вещей, принадлежавших уже умершим людям:
«Мы смотрим на шубу Блауманиса и радуемся — вот, Блауманис носил. Но Блауманис уже умер. Здесь, по-моему, вопрос совсем в другом — каким образом эти вещи попали в музей. Это самый важный вопрос. Речь идет о том, как сохраняется память и как она представляется».
Член правления Латвийского национального комитета Международного совета музеев (ICOM) Майя Мейере-Оша указывает, что Огрскому музею следовало соблюдать Женевскую конвенцию 1949 года, которую подписала и Латвия: «Женевская конвенция строго определяет правила ведения войны. Как только солдат больше не способен вести бой — если он сдался в плен, ранен или убит — вступают в силу протоколы, определяющие, как следует поступать.
Можно взять любое военное имущество — то же ружье, даже лошадь, но как только речь идет о личных вещах, это табу. Их нельзя трогать, потому что должна оставаться возможность оспознать этого человека после окончания войны».
Астрида Рогуле добавляет — если бы форма российского солдата была получена другим способом, она могла бы стать свидетельством войны: «Нет ничего плохого, если, например, форма была бы получена от какой-нибудь российской семьи, которая передала в музей форму и жетон своего погибшего сына — в знак поддержки антивоенного движения. Тогда все в порядке. Но тут ее сняли с мертвого человека, еще и окровавленную. Тогда возникает вопрос — как с этим человеком поступили? Его похоронили? Или он был похоронен голым? Как это было? Речь идет не о мотивах, которые, возможно, были самыми благими. Речь идет о действиях».
Ведущий исследователь Института философии и социологии Латвийского университета Мартиньш Капранс считает, что аргумент «украинцы сами так делают» неуместен: «Наши моральные границы строже, в отличие от Украины — ведь Украина находится в состоянии войны, а мы — нет. Это важные вопросы, которые должен был задать себе куратор экспозиции или тот, кто принял решение выставить форму представителя оккупационных войск».
Куратор выставок Художественного музея «Рижская биржа» Кристине Миллере говорит, что времена изменились, и теперь действуют иные законы сбора исторических свидетельств: «Однозначно изменилось понимание и отношение к тому, как предметы собирались и коллекционировались после Второй мировой войны, и как это делается сейчас. Отношение кардинально изменилось, появились новые этические нормы, что музей вообще имеет право собирать. И должны быть строгие руководящие принципы».
В Латвии это регулируется Законом о музеях, в который включен Этический кодекс ICOM. «Там указано, что музей должен все представлять с уважением. Это серьезный документ, который необходимо учитывать. В музее ничего не должно быть выставлено как столб позора или как в зале суда. Мы — музей, исследовательское учреждение. Мы рассказываем, показываем, обучаем с исследовательской точки зрения, а не только эмоционально», — объясняет Майя Мейере-Оша.
