Мировая подворотня выходит на арену истории: как демократии проиграли Путину кампанию 2023 года и рискуют проиграть все

Год назад президент России Владимир Путин претендовал на звание лузер года. Его блестящий план взять Киев за три дня оказался, мягко говоря, основанным на незнании местных реалий. Его план проложить сухопутный коридор до Молдовы и отрезать Украину от Черного моря отправился туда же. Его наступление на Донбассе захлебнулось. Его войска бежали из-под Харькова и отступили из Херсона. Его план отодвинуть НАТО от своих границ привел к вступлению Финляндии и Швеции в НАТО.

Он находился в полной международной изоляции. Китай не торопился за него вступаться. Президента Украины Владимира Зеленского встречали в мировых столицах аплодисментами, как второго Черчилля. Зеленский требовал границы 1991 года, суд над военными преступниками и репарации, и это было еще на закуску. Дальше шла денуклеаризация России и вопрос «чей Татарстан?» Генерал Залужный просил у союзников 300–400 танков, 300 орудий и 500–700 БМП, и заявлял, что этого достаточно для разгрома российской армии и прорыва сухопутного коридора.

В этой ситуации в конце прошлого года США попытались тайно прощупать Путина (встреча Бернса в Стамбуле с Нарышкиным) на предмет переговоров. Из прощупывания ничего не получилось. Путин на переговоры не пошел, а сам факт встречи слили в паблик, чтобы продемонстрировать, что США готовы идти на уступки за спиной Украины.

После этого США принялись вооружать украинскую армию. Целью перевооружения было дать ВСУ рассечь сухопутный коридор, поставить под удар Крым и тем склонить Путина к переговорам. Важно отметить, что задача восстановления границ Украины 1991 года никогда не была задачей США. Она даже не подразумевалась. Цель была скромнее: принудить Путина к переговорам, поставив под удар жемчужину его сердца, Крым. Потому что без сухопутного коридора и с разрушенным мостом Крым — без переговоров — стратегически обречен.

Прошел год.

Летнее наступление ВСУ не удалось. ВСУ не смогли взломать российскую оборону, и это произошло благодаря радикальной перестройке российской армии.

Пока вагнеровцы и зэки покупали Путину время под Бахмутом, российская армия закопалась в землю. Она проложила сотни километров минных полей. В мире, где поле боя было объявлено прозрачным, российская армия сумела обмануть спутники. Лесопосадки по линии фронта были перекопаны, в них были построены мощные укрепления, невидимые сверху для спутников.

Российские вертолеты получили ракеты, которые позволяют обстреливать противника с расстояния до 15 км (тогда вертолет трудно сбить ответным огнем из ПЗРК). Старые советские бомбы обзавелись крыльями и простейшими системами наведения, превратившись в планирующие бомбы. Путин если не получил господства в воздухе, то, во всяком случае, получил возможность безнаказанно наносить воздушные удары с расстояния в 50 км.

Наконец, Путин радикально увеличил производство дронов, которые на наших глазах производят новую военную революцию. Дроны — от отчаяния и бесснарядья — принялась первой делать Украина. За короткое время в украинских гаражах было создано около 200 разновидностей дронов, собранных в основном из китайских дешевых деталей. 

Год назад казалось, что заржавленная неповоротливая тоталитарная российская военная машина будет неспособна воспроизвести это бьющее фонтаном разнообразие. Но действительность оказалась ровно противоположной. Украинские дроны по-прежнему собираются в гаражах, а Путин одну за другой запускает мощнейшие фабрики. По словам Юрия Луценко, экс-генпрокурора Украины, добровольца и оператора дронов, если в Бахмуте соотношение дронов было десять к одному в пользу Украины, то уже под Авдеевкой оно было один к пяти в пользу России.

Это военное преображение опирается, в свою очередь, на преображение экономическое.

Российская экономика не просто перестроилась: она растет на войне. С ней происходит то, что можно назвать военным кейнсианством.

Кейнсианство, напоминаю, это когда в экономике поднимают спрос, не поднимая предложения. Чтобы это сделать, есть много способов. Например, разбрасывать деньги с вертолета. Или — строить дороги. Или — производить снаряды.

В депрессивных регионах люди получили возможность пойти в армию и заработать там столько, сколько они никогда не видели. Если их убьют, их семьи получат больше, чем эти люди могут заработать за всю жизнь. На военных заводах работники стали к станку и зарабатывают большие зарплаты. На фабрике в Иванове, которая шьет белье, зарплаты тоже выросли: из-за дефицита труда и чтобы конкурировать с рынком войны. На Дальнем Востоке и на аннексированных территориях идет строительство, тоже поднимая экономику. Девальвация рубля оживила местное производство, сделав его конкурентоспособным с импортом, объем которого резко упал.

Западные санкции оказали на российскую экономику могучее воздействие, но вовсе не то, которое было задумано их авторами. Они действительно оторвали экономику России от Запада, зато они соединили ее с экономиками глобального Востока и Юга.

Российская экономика не бог весть как изощрена. Как в XVII веке она экспортировала лен и пеньку, так и в XXI веке она продолжает экспортировать нефть и газ. Но, как оказалось по итогам санкций, Запад утратил монополию на развитую экономику, испытывающую большую потребность в сырье. Запад попытался построить плотину через океан против Путина, а оказалось, что она доходит только до середины океана. Стоила плотина дорого, а практический результат был сомнителен.

Более того, оказалось, что западная экономика деиндустриализована. Во Вторую мировую, в тяжелейших условиях, англичане с нуля в течение месяцев наладили выпуск тысяч самолетов для массовых бомбардировок немецких городов.

Сейчас Запад не в силах произвести для Украины миллиона снарядов. Его заводы снесены и заменены технопарками, его производство обставлено тысячами регуляций, а консультанты по гендерному равноправию не спешат занять место в цехах.

Первая и Вторая мировые войны требовали напряжения всего общества. Это были тотальные войны. Население либо воевало, либо стояло у станка. В маленькой Финляндии начался голод: в стране физически нечего есть, если треть взрослых мужчин стоит под ружьем.

Но война, которую ведет Путин, происходит в обществе пост-изобилия. Сейчас она стоит ему 7% ВВП, и вряд ли выйдет за пределы 10%. Это ниже уровня военных расходов Израиля в 1970-х годах. Такая война только запускает экономику. Фактически Путин нашел простой рецепт. В обществе пост-изобилия много «лишних» людей. В демократиях эти люди получают пособия и громко объясняют, что им все должны. У Путина они получают деньги на фронте. Их можно изъять из экономики без особого вреда, потому что значительная их часть и так была из нее изъята, а изъятие других только повышает зарплаты.

Наконец, Путин нашел еще один рецепт стойкости армии.

Год назад в украинской армии гремели добровольцы, а российская армия пополнялась за счет подневольных мобиков и зэков. Казалось вполне вероятным, что такая армия побежит, да она и побежала из-под Харькова.

Однако Путин создал двойной механизм, который это предотвращает. Во-первых, мобиков заменили контрактники. Им предлагают такие зарплаты, что поток желающих не иссякает и составляет в месяц 20–40 тысяч человек. Все эти люди знают, что если они убегут, то они своих денег не получат. Эта — финансовая — мотивация дополняется децимациями.

В российской армии создана изощренная система наказаний за бегство, вплоть до расстрела. Ее не очень удачно называют «заградотрядами». Заградотрядов, строго говоря, нет. Никто с пулеметом за наступающими цепями не лежит. Но система наказаний: избиения, «контейнер», подвалы, вплоть до расстрела, — есть, и часто роль «воспитателей» играют чеченцы. Возможно, это одна из причин, по которым Путин так заискивает перед Кадыровым.

В украинской армии такой системы, по понятным причинам, нет. А сидеть в траншеях по пояс в тухлой воде с разлагающейся человечиной — демотивирует любого добровольца. Особенно если он видит, что мобиков ловят в облавах, чтобы те откупились, что заказ конкурента военкомату стал популярным способом корпоративной борьбы, и что спортивный клуб в центре Киева, принадлежащий партнеру турбопатриота Порошенко, того самого, чьи медиаботы первыми начали раскручивать тему «русни» и «генетических рабов», публикует у себя в телеграме инструкцию для посетителей, как откосить от армии в случае облавы в клубе.

Поражение всегда демотивирует. У победы тысяча отцов, а поражение — сирота. Все начинают искать виноватого: Зеленский спихивает на Залужного, американцы на украинцев, а армия, сидя в траншеях и истекая кровью, переносит гнев на политиков.

Изменилась и геополитическая обстановка. В 2022 году нападение Путина казалось безумной отрыжкой прошлого. Попыткой вернуться в СССР.

Сейчас оно кажется предвестием будущего. Путинская диктатура заскорузла и средневекова, но оказалось, что механизмы европейской бюрократии еще более заскорузлы. Оказалось, что демократиям, занятым борьбой с глобальным потеплением и гендерным неравенством, не до Путина, ХАМАСа, Эрдогана, Китая и Венесуэлы.

Запад принял санкции против российских олигархов, которые обеспечили Путина

• деньгами,
• лучшими управленческими командами, которые были наработаны в России за десятилетия.

Еще год назад это казалось случайной глупостью, безумным исключением. Но вот сейчас мы видим, как Запад сажает Украину на оружейный велфер: дадут ровно достаточно, чтобы не сдаться и продолжать истекать кровью. Это не со зла, это не чтобы взаимно истребить два соседних народа. Это просто потому, что таков метод решения проблем западной бюрократии за последние полвека. Если проблема есть, ее никогда не решат. Но в попытках решить — увековечат.

Мы видим на улицах европейских городов мигрантов, марширующие с криком «Аллах Акбар», и истеблишмент, который закрывает на это глаза, чтобы не лишиться голосов; мы видим студентов с плакатами Queers for Palestine; мы видим во главе Гарварда серийного плагиатора, которая получила свою должность благодаря принципу «Diversity, equity, and inclusion» и рассказывает нам, что геноцид евреев «зависит от контекста».

Система всеобщего избирательного права в обществе пост-изобилия за тридцать с небольшим лет привела к такой деградации уровня публичной дискуссии и правящих институтов, что диктатуры вновь получили шанс.

Путина совершенно не случайно встретили как победителя в ОАЭ, в то время как в соседнем Катаре президент Германии Штайнмайер полчаса ждал в самолете. И Китай совершенно не случайно наконец стал помогать Путину. Ведь, в конце концов, большую часть дронов собирают из китайских деталей. И в Россию их поставляют, а в Украине — дефицит. Победителя не судят. А падающего — толкают. Украина для американских политиков из актива превратилась в пассив.

Войны снова решают все, и территории имеют значение. Прошлогодний анекдот про то, что Путин затеял воевать с НАТО, а НАТО на войну еще не явилось, заиграл по итогам этого года новыми красками.

И тогда Путин вышел на «прямую линию» (которой он не проводил в прошлом году) и сказал, что он готов на мир с Украиной, но условия его прежние: денацификация, демилитаризация, внеблоковый статус, и пр.

Если он не будет торопиться и не сделает той же ошибки, которую сделала в этом году Украина, попытавшись перейти в наступление, а просто даст ситуации медленно дозреть, то последствия для Украины могут быть самые катастрофические.

Еще раз: это не вопрос Украины. Не вопрос ХАМАСа. Даже не вопрос Тайваня, аннексия которого в нынешних условиях — дело времени. Это вопрос неприспособленности системы всеобщего избирательного права в условиях общества пост-изобилия — к сопротивлению агрессивным религиям, агрессивным слоям населения и агрессивным диктатурам.

Мировая подворотня выходит на арену истории. Гаага может утереться.

Редакция может не разделять мнения автора.