Солдат израильской армии - о том, что авокадо похожи на гранаты, война - абсурдна, и победа - не цель, а необходимость

Солнце встает уже… в который раз? 

Это самое долгое седьмое октября на моей памяти.

Восемь лет назад я принял присягу и узнал, что завтра война, но никто всерьез не думал, что завтра наступит. Что это будет утро шаббата, что это будет резня детей. Не здесь, не с этой армией на страже. И тем не менее…

Уже которую ночь этого бесконечного седьмого октября я лежу на земле в авокадовой роще и вглядываюсь в темноту. Когда плоды авокадо вдруг срываются с веток в кучу сухой листвы, звук их падения очень похож на шаги. В какой-то момент я перестал вздрагивать.

В какой-то момент я перестал вздрагивать и от разрывов ракет над головой, а огонь наших батарей в сторону ливанских гор даже наскучил.

Хотя минувшей ночью авиация спустила ракету прямо у нас над головой, и меня одновременно прижало к земле и подкинуло в воздух от неожиданности.

Ночью, впрочем, оглушительно тихо. Если бы не падающие авокадо, единственным источником звуков было бы стрекотание сверчков в кустах и дронов разведки над головой.

***

В начале войны нашей задачей было охранять одно из поселений от повторения судьбы жителей юга, но с тех пор, как весь северный пояс эвакуировали, между нами и Хизбаллой остался только забор и брошенная синяя линия ООН, поэтому мы превратили еще недавно цветущий кибуц в лабиринт опутанных колючей проволокой укреплений. Война всё спишет.

Когда жители вернутся сюда, они не узнают свой дом. В какой-то момент и мы вернемся домой и тоже не узнаем его.

Отсюда трудно судить, но кажется, что мир предлагает мне бояться и опускать глаза, чтобы никто не углядел в них печаль моего народа.

Впервые мне захотелось купить безвкусную футболку со звездой Давида и пройтись по, скажем, Пикадилли, чтобы лондонские евреи знали: они не одни, их армия не оставит их наедине со страхом. 

Возможно, я так и сделаю в один из дней после.

Возможно, им стоит подумать о том, чтобы оставить Пикадилли ради Дизенгофф.

***

Пишу тебе, сидя внутри бункера времен одной из ливанских, наверное, войн. Он снова при деле. Если от наших укреплений что-то сохранится, то и про них однажды скажут, что они «еще с той войны». Не такое наследие я хотел бы оставить.

Но это лучше, чем остаться здесь самому, как те ребята, чей мемориал мы укрепили на случай боев несколько дней назад.

Дважды за прошедшее время я накладывал тфилин (символ неразрывной связи между народом Израиля и Б-гом — прим.ред). Не столько из личной веры, сколько из ощущения, что это важно моим сослуживцам. Потому что у моего народа нет господина, только Бог. И всё тот же вопрос: где же Он был утром в субботу седьмого октября?

***

Победа в войне — это не цель, а необходимость.

Цель — отсутствие этой необходимости.

При этом совершенно непонятно, как победа должна выглядеть и какой ценой она может быть достигнута.

Две сотни заложников в туннелях под Газой ждут, что мы что-то сделаем для их спасения. Ждут с утра субботы седьмого октября, когда они еще не были заложниками, а прятались по своим спальням, слыша голоса террористов и видя их силуэты за окном.

В своих домах. В своей стране. В той стране, которая должна была быть надежнейшим из убежищ. Никогда больше?

Мы так сильно готовились к войне, что забыли, что хотим мира. И вот война пришла и унесла с собой тысячи жизней, тысячи миров.

***

Приказ о мобилизации пришел, когда я уже расписывался за винтовку, потому что ответственный за рассылку приказов к тому моменту уже несколько часов воевал на юге.

До фронта пришлось добираться на трех попутках, включая полицейский патруль, потому что общественный транспорт по субботам еще не ходил. Поймать машину на абсолютно пустых улицах Тель-Авива было той еще задачей. Надо купить электросамокат.

***

В нашем взводе родился сын! Счастливый отец получил, наверное, самую долгую увольнительную на этой войне, но мы не торопим его назад. Жизнь сильнее смерти, а каждая новая жизнь в эти дни — благословение для всех нас.

Сколько свадеб сыграно прямо на военных базах, сколько детей родилось и еще успеет родиться до конца этой войны. Потому что если не ради этого, то чего ради мы роем эти окопы?

***

Оборонительная война утомительна, но надежна. Чем дольше противник не атакует, тем больше мешков с песком мы успеем накопать, метров колючей проволоки размотать и огневых точек расставить. На одного нашего погибшего приходится десяток их, и мы намерены только увеличивать разрыв. Пушки будут говорить, пока не останется никого, кому есть что сказать с той стороны забора.

Не приходите к нам с мечом.

***

Три года срочной, пять лет в резерве. Как и две тысячи лет назад, «воин» идет через запятую после любой профессии в нашем негласном резюме. Потому что в темные времена жизнь решает за нас, и останется только быть готовыми, когда позовет труба.

Как бы сильно я ни держался в стороне от военного дела в былые дни мира, это всё равно мое дело. «…И посвятить все свои силы и даже пожертвовать жизнью за свободу Израиля…»

***

Я так сильно достал нашу оружейную службу своими запросами, что меня назначили ответственным за вооружение взвода. Теперь я веду подсчет каждой батарейки для прицелов, каждого недостающего болтика и каждой расшатанной скобы во всем, что стреляет.

Во время срочной службы мне довелось пересобрать станковый гранатомет прямо посреди маневров одними матами и пассатижами, чем — невиданное дело — заслужил сдержанную похвалу от батальонного оружейника. Что сказать, у меня золотые руки.

***

Пехота отвратительно много ходит. Маневры до обеда, маневры после обеда, маневры вместо обеда. Подошва моего ботинка дала трещину, а ведь эта пара со мной уже лет шесть.

В армии есть понятие «учиться ногами», которое подразумевает активное обучение чему угодно на практике. Я вот научился, что не люблю ходить по жаре в полном снаряжении и с каской на голове.

Десять тысяч шагов? Вернусь домой и буду лежать десять тысяч часов.

***

Если смотреть вверх через прибор ночного видения, то видны тысячи звезд. Зеленое небо над зелеными горами. Слишком много зеленого в последнее время.

Мудрецы говорят, что, уходя на войну, нужно забыть о родных и близких, поэтому я оттягиваю увольнительную: двадцать три часа в тылу скорее выбьют меня из равновесия, чем освежат. Армейскую форму нужно снимать навсегда, а не на сутки.

***

Пока не положишь их рядом перед собой, не замечаешь, что авокадо и граната очень похожи. Заклинаю тебя, не роняй гранату в авокадовой роще, если не хочешь часами искать ее под ковром листьев среди перезревших плодов. И упаси тебя бог случайно подпалить эти листья и провести трое суток в дыму в попытках побороть возникающее будто чьей-то недоброй волей тут и там тление.

Глупость и усталость — вечные спутники войны. Глупость от усталости и усталость из-за глупости. Доступная далеко не каждому солдату роскошь, кстати, когда цена безответственности — просто усталость.

***

Мои прадеды отправляли с войны треугольники, а я — мегабайты. Но ведь и они, наверное, смотрели вот так на небо и о чем-то думали, чего-то ждали, к чему-то прислушивались. Вот уж с кем бы поговорить сейчас. У меня, в отличие от них, был выбор, и я выбрал быть здесь, а не в тылу. Безответственность ли это? И какой может быть ее цена? Сейчас кажется, что только усталость. Но шестеро убитых в соседней роте не дадут соврать.

После войны будут значки за участие. Хорошо бы, чтобы за первое место. Мои прадеды считали свои медали висюльками и раздавали играть детям, я свои складываю в пакет и храню. Не потому что они несут ценность, а потому что люблю значки. Хорошо бы, чтобы главным моим подвигом стало то, что я не набрал вес на пиццах, которые привозят нам жители приграничных городов.

Столько еды, носков и зубных щеток я видел разве что в супермаркете. Израильтяне понимают фразу «всё для фронта» слишком буквально, храни нас бог. Писем приходит так много, что на стене закончилось место, столы ломятся от домашней еды, а телефонные книжки распухли от номеров с приписками вроде «Ноа, 27 лет, Тель-Авив, свободна».

Абсурдная война.

0/10

Не рекомендую.