Особенности российского бизнеса: интервью с российским эмигрантом, который и в Риге получает регулярные угрозы

Судьба родственной российской компании - ЮКОСа - многим хорошо известна, долги которой после адресной финансовой проверки, организованной государством в 2003 году, оценивались в десятки миллиардов долларов, а несколько ведущих сотрудников компании, в том числе Михаил Ходорковский, отправился в тюрьму. Такую же атаку со стороны налоговых органов испытала «ФосАгро». Во многом благодаря усилиям Сычева химическому концерну удалось за восемь лет полностью отразить ее.

После того, как в России у трех автомобилей Сычева оторвались передние колеса и против него было возбуждено своеобразное уголовное дело, он переехал в Ригу. Не обошлось и без приключений: высокопоставленный чиновник Следственного комитета России приглашал его тайно пересечь российскую границу, прибывали представители украинского фонда, которые во время переговоров выражали заботу о безопасности Сычева, ему предлагают скидки на различные ритуальные услуги на регулярной основе.

Вы возглавляли отдел налогообложения горнорудной компании «Апатит», которая со временем переросла в «ФосАгро». С сегодняшней точки зрения рискованные схемы, которые применялись в бизнесе в 90-х, выглядят забавными и легко разоблачаемыми. Как к ним относилось в то время руководство «ФосАгро»?

Я был, наверное, единственным в компании, кто говорил о том, что это очень рискованно. Я сказал Игорю Антошину и Андрею Гурьеву (акционерам «ФосАгро» — ред.), с которыми работал, что такая деятельность очень опасна. Они ответили - так все работают, никто не видит проблем, зачем ты поднимаешь эти вопросы и сеешь панику. В итоге оказалось, что именно упомянутые мною схемы привели к банкротству ЮКОСа. К «ФосАгро» также предъявлялись претензии именно из-за этих схем.

Я попросил - позвольте мне встретиться с кем-нибудь, с кем я могу обсудить эту проблему. В тот момент Владимир Дубов был членом Бюджетного комитета российской Думы, и мне была назначена встреча в его кабинете - но не в Думе, а в банке «Менатеп». Я приехал, а Дубова не было.

Кто-то из его помощников встретился со мной и это происходило в кабинете Дубова. Я объяснил им свои опасения, они посмотрели на меня как на полного идиота и сказали: «Даже если теоретически допустить, что может случиться то, чего вы опасаетесь, то вы понимаете, кто такой Дубов. Он решит все проблемы».

Через несколько лет Дубов сбежал в Израиль - против него было возбуждено уголовное дело, ЮКОС обанкротился, а к «ФосАгро» были предъявлены колоссальные претензии. И именно по той причине, о которой я говорил.

Схемы действовали примитивно и было очевидно, что при любой мало-мальски внимательной проверке все вскроется. Суть - продукция продавалась не напрямую с компании, а через различные офшоры. Офшоры же на самом деле принадлежали управленческой команде и были оформлены на подставных лиц.

Были забавные ситуации - директор офшорной компании с оборотом в сотни миллионов и миллиардов фактически работал дворником. Во время любой проверки можно было просто вызвать его и спросить — как ты согласился, как тебе удалось организовать такое дело. И это тоже случилось в один прекрасный день, хотя в то время почти весь бизнес в России работал именно так.

Дело ЮКОСа началось непосредственно с компании «Апатит» - первый инкриминируемый эпизод связан с приватизацией этой компании. В целом, в первом уголовном деле против Ходорковского примерно половина эпизодов была связана с «ФосАгро».

Представьте, что вам доверили отбивать и налоговые претензии, предъявленные к ЮКОСу. Могли бы Вы справиться и с этим делом?

В этом случае проиграл бы. Поймите, вся схема была утверждена сверху и это должно было работать именно так. Я по натуре очень осторожен и в рамках этих принципиально утверждённых схем сделал все возможное, чтобы обезопасить бизнес от возможных атак, сделать его более объяснимым.

То есть, если бы я не предпринял определенных шагов при работе в рамках тех схем, мы, наверное, тоже не смогли бы защититься от претензий к «ФосАгро». Более того, это были точно такие же претензии, что и к ЮКОСу.

У этой компании не было заготовленных подушек безопасности, как у нас - то есть у ЮКОСа не было аргументов, некой подушки безопасности, которую я создал в "ФосАгро".

Дыры в их бухгалтерии были значительно больше, чем у «ФосАгро»?

Если упрощать, то можно сказать и так. И это нам очень помогло. Мы восемь лет судились с налоговыми органами. Было даже распоряжение правительства контролировать наши судебные процессы. Помню – у судей руки тряслись от того, что самые агрессивные представители государства кричали, что "ФосАгро" связана с ЮКОСом, что здесь все то же самое, что Ходорковский и Гурьев - уголовники, уклоняющиеся от уплаты налогов. Конечно, Путина интересовала не «ФосАгро», а Ходорковский.

Мы отбились за восемь лет. В документах, представленных в Высокий суд Англии, эксперт подсчитал, что общая сумма отбитых претензий составила 900 миллионов долларов. Когда началась атака, многие говорили: «Сычев, нет смысла ничего делать - все, конец настал». Я отвечал: "Мы выиграем!"

Сначала было очень страшно. Есть не только финансовая сторона вопроса, есть и уголовно-правовой аспект. Если мы проиграли хотя бы малую часть рассматриваемых в судебном порядке претензий, то началось бы уголовное преследование. Это были не обычные судебные процессы, в ходе них одного за другим арестовывали представителей ЮКОСа, в тюрьме умер адвокат Алексанян.

Если до этого момента я думал, что законы в России работают, то то, что произошло с ЮКОСом, явно вышло за рамки любого понимания правовой системы. Я понял, что страна движется в совершенно неправильном направлении. Я думаю, что дела Гусинского и Ходорковского стали поворотным моментом путинского правления, поворотом к диктатуре и беззаконию.

В итоге результаты судебных разбирательств ЮКОСа и «ФосАгро» оказались кардинально разными.

«ФосАгро» не была главной целью, эта компания была удобной мишенью для начала атаки. В то время у «ФосАгро» были конфликты с разными олигархами - шла война компромата, были частые обращения в Генпрокуратуру и обращения к президенту со стороны конкурентов. В результате претензии к «ФосАгро» оказались в центре внимания общественности – злоупотребления при покупке акций, неправомерная приватизация, использование офшорных схем.

Внезапно с моими машинами стали происходить странные вещи. Три случая, три разные машины, интервалы - сначала две недели, потом - месяц. В двух случаях отлетело правое переднее колесо, в третьем — левое переднее колесо. Я понимал, что случайно с такими промежуткам времени это не могло происходить - машины были новые, дорогие. В двух случаях, когда во время движения на высокой скорости отлетали колеса, машины превратились в груду металла.

В 2016 году, когда я уже был в Риге, в связи с этими авариями наконец-то появилось уголовное дело. Его возбудил главный московский следователь Александр Дрыманов. Мне говорили - вы должны приехать в Россию, мы вас тайно переведем через границу, вы останетесь в каких-то кабинетах, уголовное дело против вас будет закрыто, вам будет обеспечена защита в рамках этого дела. Короче - приезжайте.

Я отвечаю - есть процедура, такие вещи оформляются письменно. Дайте мне документы, и я приеду, я не хочу пересекать границу каким-то непонятным образом - или быть перевезенным без ведома пограничников. Я отказался от этого предложения - в любом случае обманывать меня в России с помощью нового уголовного дела было бы в интересах определенных людей из «ФосАгро».

После моего отказа это уголовное дело просто исчезло. Бывают ситуации, когда уголовное дело возбуждается, потом приходит понимание, что оснований не было, и путём оформления соответствующего документа его прекращают. Тогда признаётся, что дело возбуждено безосновательно, и путём подписания официальных бумаг его прекращают. Однако таких документов здесь нет, они по факту испарились. У меня есть только бумага с подписью Дрыманова. Отправляю в Москву – спрашиваю, как же так, что документы исчезли? Нет ответов.

Дрыманов уже арестован. Это было громкое событие – криминальный авторитет Шакро-молодой устроил в ресторане стрельбу, после чего Дрыманова осудили за получение взятки от него и он на много лет сел в тюрьму.

В том числе, я написал письмо председателю Следственного комитета Бастрыкину, сообщил, что на документе о возбуждении уголовного дела стоит подпись Дрыманова. Пишу - вы без проблем можете взять у него объяснения в тюрьме и задать вопросы: "А ваша ли подпись на документе? Если ваша, то куда дело пропало?"

Три автокатастрофы стали решающей причиной для поиска убежища в Латвии?

В России противоположная сторона попыталась сфабриковать уголовное дело, результат получился топорным и нелепым. Что я или посланный мной человек проник в хорошо охраняемый многоквартирный дом, чтобы положить в почтовый ящик анонимное письмо. Это анонимное письмо оказалось не чем иным, как моей официальной претензией, с обрезанными в нижней части моей подписью, нотариуса и адвоката. Тайно подкладывать то, что я уже официально отправил, в почтовый ящик в усиленно охраняемом доме, куда его жители могут войти сами, только предъявив паспорта, - нонсенс.

Я отправил много жалоб по этому смехотворному уголовному делу. Я имею статус беженца в Латвии, между Латвией и Россией подписан договор о правовом сотрудничестве. Я связался с латвийской прокуратурой, попросил, чтобы она посодействовала российской стороне в проведении процессуальных действий - может быть и проверка на детекторе лжи. Ответ Генпрокуратуры Латвии - нет проблем, нужен официальный запрос из России. Из России ничего не пришло.

Насколько безопасно вы чувствуете себя в Латвии?

Я получаю странные электронные письма, странные телефонные звонки - меня буквально преследуют через различные электронные средства связи. Отправляет разные странные сообщения – Вас ищут - Кто ищет? - О, здесь мы ошиблись. Иногда отправляется просто точка - сообщение от неизвестного абонента, без номера телефона. Интерпретируйте это "как хотите”. В другом случае прислали логотип Swedbank - я понял, что таким образом мне далм понять, что они знают, услугами какого банка я пользуюсь. Таких случаев было много, я сообщил о них в полицию.

Позже выяснилось, что мой WhatsApp был продублирован на компьютере Mac здесь, в Риге, с 2019 года, но у меня никогда в жизни не было компьютера этой марки, и я никогда не делал дублирующая копию своего WhatsApp. Взлом личной переписки также является преступлением.

Странные события произошли и с Валерием Степановым, который давно известен российским телезрителям как ведущий передачи НТВ «Суд присяжных». Я поддерживал с ним связь, мы даже подружились. В октябре 2021 года у него и его супруги появились неприятные симптомы. Это было время пандемии, я спросил Степанова: «Вы сдали анализы?» Было проведено магнитно-резонансное томографическое исследование, уровень поражения легких оказался очень низким - всего пять процентов.

Вместе с женой он был госпитализирован, состояние Степанова начало улучшаться, его уже собирались выписывать из больницы - и внезапно он скончался. Впрочем, это не самое главное здесь. Странно, что ему не сделали вскрытие. Хотя по закону, если вероятная причина смерти - инфекционное заболевание, вскрытие обязательно. Степанов был кремирован.

Незадолго до этого Степанов прислал мне сообщение о том, что его WhatsApp взломан. Степанов сообщил, что это может иметь отношение только к моему делу. Он сказал - других судебных дел у меня больше нет, других дел я не веду, поэтому единственный вариант причины взлома приложения WhatsApp – твоя история, пытаются запугать. И о чудо, вскоре после пятипроцентного результата поражения легких Степанов умирает, не проводится вскрытие и тело кремируется. Однако он уже дал свои показания для английского суда.

Как оказалось по законодательству - он дал свои показания в письменной форме, и, конечно, они действительные - но законодательством оговорено условие, что свидетель должен подтвердить свои слова в ходе слушания, проводимого судом. Если человек умирает и не может дать устных показаний, сила его письменных показаний сильно уменьшается. В моем случае это не имеет решающего значения, потому что почти все, что написал Степанов, можно подтвердить документально, но в то же время он был непосредственным свидетелем многих событий.

Как отреагировала латвийская полиция, когда вы обратились к ним по поводу преследований?

Я рассказал все, что произошло, еще отдал ватный диск, которым протер дверную ручку своей квартиры – был случай, когда, дотронувшись до неё я понял, что она чем-то смазана и после этого мне стало очень плохо. Меня пригласили в полицейский участок на улице Матиса, в кабинете было трое - начальник, заместитель начальника и следователь. Слушали очень заинтересованно, спрашивали — какая у вас цель, вы хотите, чтобы мы позаботились о вашей безопасности по программе защиты свидетелей или вы хотите что-то еще.

Вскоре интерес угас. То есть меня просто вызвал следователь, официально зафиксировал показания. В возбуждении уголовного дела по факту угроз было отказано. Хотя эти угрозы были задокументированы аудиозаписями, скриншотами электронной переписки, но дело не возбудили. Я обратился в прокуратуру, они отменили отказ полиции, провели новую проверку.

Я удивлен - когда прокуратура отменила первое решение и потребовала провести новую проверку, меня даже не пригласили. Однако как можно проводить повторную проверку, если меня даже ни о чем не спрашивают? Должны быть, например, уточняющие вопросы, а также появляющиеся при этом новые факты. Я этого не понимаю. Например, когда я впервые к ним пришёл, мне сказали - как только будет что-то подозрительное, сразу звоните. Я регулярно сообщаю о новых угрозах по электронной почте. Например, я пересылаю полученные предложения о похоронах, но не вижу никакой реакции.

Какие были самые вопиющие инциденты с вами в Риге?

Наиболее странная история - это было в 2019 году - со мной связался человек, которого зовут Сергей Алексеев. Он сказал, что хочет поговорить, что он тоже беженец. Когда мы встретились, он мне сказал - будь он на моем месте, он не потерпел бы действий Антошина и Гурьева и убил бы их. И предложил - если я заплачу 200 000 евро, их убьют.

Он был один или это несколько людей?

Он мне сказал, что есть группа людей, которые воевали на Донбассе. Для них как будто в Латвии строится учреждение, где они смогут пройти реабилитацию. Короче, малопонятная история. Эти люди участники боевых действий, у них есть оружие, и они готовы убивать за деньги.

Я отправил эту информацию в Полицию безопасности, потому что понял, что это провокация. Позже, при сопоставлении дат, я пришел к следующей мысли. Примерно в это же время из Англии в Россию пришел второй запрос, чтобы проинформировать акционеров компании «ФосАгро» о находящемся на рассмотрении в Лондоне иске - представители из России не дали ответа на первый запрос.

То есть, моим ответчикам стало ясно, что дело в Высоком суде Англии все равно будет рассматриваться, от повесток невозможно прятаться до бесконечности. И ровно в это же время появляется Алексеев и пытается вовлечь меня в планирование преступления. Подстрекательство к заказу убийства уже само по себе является преступлением. Если бы я продолжил диалог с Алексеевым на эту тему, то меня могли привлечь к уголовной ответственности и, следовательно, выкинуть из игры - арестовать в Латвии, а затем экстрадировать в Россию. Реакции латвийских властей на мое заявление о подстрекательстве я не заметил.

Еще одна странная череда событий произошла в Латвии прошлым летом, - в связи с английским судебным разбирательствам приехали люди из фонда Elf Capital, имеющего украинский адрес. Роль инвесторов они играли не очень умело, при этом чуть ли не заставляя меня работать с ними.

На мой взгляд, основная цель их предложений заключалась в том, чтобы забрать права истцов по иску себе. И я бы что-нибудь за это получил - только непонятно, что именно; но в этом случае мне гарантировалось, что таким образом будет обеспечена моя физическая безопасность. Это проходило красной нитью через наши разговоры.

Именно в тот период, когда я с ними общался, мне поступали самые интенсивные угрозы – как по электронной почте, так и по телефону. При этом украинцы пытались меня убедить, что мне нужно решить проблему безопасности, давая понять, что я должен быть более сговорчивым. Я записал все это на диктофон.

Когда мы впервые встретились в прошлом году 21 июня, украинцы четко и ясно сказали – вряд ли ваши ответчики преступники, они, наверное, хотят урегулировать всю эту историю мирным путем. Они хотят сохранить лицо. Для этого права по иску, выдвинутому мной, должны быть переданы этим инвесторам.

Как появились эти инвесторы?

Английские судебные разбирательства очень дороги, поэтому для этого части привлекаются деньги инвесторов в этой стране. Это целая инвестиционная индустрия, это широко практикуемая практика. Так как я потратил свои деньги - несколько миллионов - на юридические услуги, я пытался найти инвесторов в этой сфере. Я обращался в разные компании в разных странах - этим бизнесом занимаются не только в Англии, он есть и в США, Франции, Германии, России, Украине.

Кроме всего прочего, я обратился и в одну украинскую компанию — они мне 14 раз писали, что готовы стать моими инвесторами, только долго не могли прислать проект договора. Когда я наконец получил его, они уже были в самолете по пути ко мне. Этот договор они якобы готовили вместе с юристами несколько месяцев и несколько раз пересматривали, тщательно проверяя каждую строчку.

Когда я получил то, что они прислали, я увидел, что часть договора была написана на русском, часть на украинском, часть на английском. К тому же был целый ряд элементарных ошибок – я понял, что этот договор они писали в последний момент на коленке. Сразу стало понятно, что эти люди на самом деле играли роль. А именно, они не собирались становиться инвесторами. Моя версия - возможно, эти украинцы общались с людьми из "ФосАгро".

Какую схему финансирования вам предложили?

Их первой целью было выяснить, какая сумма удовлетворит меня. Спросили – как насчёт 20 миллионов? Я ответил – о каком вообще торге может идти речь? У меня есть доказательства, у меня есть веские доводы, основанные на неопровержимых доказательствах, почему я должен отказаться от того, что мне причитается. Или говорят - перед вами открыт компьютер, вам нужно только ввести цифру. Пятьдесят процентов удовлетворит вас? Еще раз отвечаю, что вообще не понимаю, как тут можно о чем-то торговаться.

Пятьдесят процентов от чего?

От общей суммы иска. В настоящее время стоимость 1% акций «ФосАгро» составляет более 100 млн долларов. В чем был замысел, идея украинцев? А именно, что появится новый истец, который, чтобы сохранить лицо ответчикам, просто откажется от иска - и все! Казалось, главный аргумент этих людей был в том, что такой вариант спасет мне жизнь. Я передал все эти материалы в полицию.

Разговоры с украинцами беспокоили меня и по другой причине. Я нашёл себе случайно адвокатов для дела в Высоком суде Англии - фирму CANDEY, оказалось, что они ведут дела по принципу no win - no fee (нет выигрыша, нет оплаты - англ.), а у меня других вариантов нет. Юристы CANDEY проверили мое дело, подтвердили, что тут очень хорошие шансы - иначе бы они и не взялись бы за него.

И как только я подписал с ними договор, представитель украинского фонда сказал в телефонном разговоре, что ответчики могут попытаться подкупить моих новых адвокатов. И все говорит о том, что так и произошло — иначе объяснить ход последующих событий в Англии я не могу.

А именно, мои ответчики - Антошин, Гурьев и ФосАгро - представили в суд 2600 страниц документов. Суть - они не согласны с тем, что английский суд в принципе имеет право рассматривать это дело, что юрисдикцией обладает только Россия. Но в России, где против меня сфабриковано уголовное дело, у меня нет никакой надежды на справедливость.

В ответ на эти 2600 страниц мной был подготовлен документ на 400 страницах. И вдруг, за несколько дней до окончания срока подачи, мои адвокаты начали настойчиво требовать, чтобы мой ответ был на трех-пяти страницах, не больше.

Если позиция выражена на трех-пяти страницах, то описать все просто невозможно, в итоге не получится ничего обосновать и доказать. Такой лаконичный ответ фактически был бы подарком противной стороне. Благодаря моему многолетнему опыту в судебных процессах я знаю, как это работает. Я думаю, что во всех странах так: если вы судитесь, вы должны быть в состоянии обосновать свои аргументы.

Мои адвокаты с пеной у рта спорят - три-пять страниц. Тогда Степанов был еще жив, я пригласил его принять участие в телефонной конференции, которая длилась несколько часов. Он заявил, что текст в три-пять страниц — это какой-то абсурд. Я пришел к выводу, что целью адвокатов могло быть ухудшение позиции истцов. То есть, они действовали не для защиты моих интересов, а для того, чтобы ответчикам было хорошо.

Если бы мой ответ был сформулирован на трех-пяти страницах, это, по сути, означало бы полное отсутствие ответа. Или еще хуже - как на трех-пяти страницах можно ответить на позицию, описанную на 2600 страницах. Я неоднократно задавал своим адвокатам вопросы – если мы это сделаем, противоположная сторона скажет, что наша позиция необоснованна и бездоказательна. На этом все закончится, и что мне делать после этого?

Например, адвокат Степанов, среди прочего, дал письменные показания для представления в суд. И я спросил своих новых адвокатов — вы планируете использовать его показания? Их ответ - нет, не планируем. Я спросил - почему? Потому что нужно от трех до пяти страниц. Но это было бы юридическим самоубийством. Сказали - мы лучше вас знаем, что надо делать именно так. И если вы недовольны, мы разорвем контракт.

Как вы разрешили проблемную ситуацию с этими адвокатами?

В результате я сам расторг контракт. В день истечения срока подачи документов у меня была альтернатива - либо я подаю развернутые документы с доказательствами, включающими показания Степанова, либо подаю трех-пятистраничный документ, причём даже не подготовленный. Я написал письмо адвокатам, что расторгаю договор, так как считаю, что они действуют в интересах ответчиков и вступили в сговор с ними.

Есть ли в английском праве правило, согласно которому в соответствующих случаях ответ должен занимать ровно три-пять страниц?

Есть норма, которая предусматривает 30 страниц. Однако, если этого недостаточно, вы можете попросить у суда разрешение на представление документа с большим количеством страниц. Я попросил такое разрешение, и суд дал мне возможность подать ответ на 105 страницах. Когда я сказал суду, что мои адвокаты говорили о трех-пяти страницах, даже судья удивился. Такое поведение юристов в Англии — удивительное явление.

Что вы сделали после того, как расстались с теми адвокатами, заключили ли контракты с новыми юристами, чтобы заменить тех?

У меня нет новых юристов, я веду дело сам.