Страсти под Мухой. Почему опера “Енуфа” в постановке Алвиса Херманиса станет главным хитом сезона?
Малознакомая широкой публике опера чешского композитора Леоша Яначека “Енуфа”, премьера которой состоялась в Латвийской Национальной Опере, имеет все шансы на то, чтобы стать главным хитом этого сезона. И вот почему.
Странно, конечно, восхищаться оперой, оценивая ее прежде всего с визуальной точки зрения. Но в данном случае это неизбежно: “Енуфа” невероятно, нечеловечески красива. Режиссер Алвис Херманис выступил и в роли сценографа. Каждый костюм, созданный британской художницей Анной Уотсон, — абсолютный шедевр. Видеоинсталляция Инеты Сипуновой буквально завораживает. Свет Глеба Фильштинского — волшебный. Хореография Аллы Сигаловой — причудливо изломана и декоративна. В общем, настоящее пиршество для глаз.
Конечно, все это было бы бессмысленным без качественной музыкальной составляющей: речь все-таки идет об опере. А здесь и с музыкой все в полном порядке. Оркестр отлично сыгран, вокалисты безупречны, а молодая певица Инна Клочко в роли Енуфы — вообще настоящее открытие. Но будем честны: 70 процентов успеха этой постановки — оригинальное визуальное решение.
Немного обидно, что такую красоту создали не у нас: на латвийскую сцену этот спектакль, вместе со всеми декорациями и костюмами, перенесен из Брюсселя, где на подмостках театра La Monnaie он был поставлен еще в 2014-м году.
Но, думаю, нашему театру такое было бы просто не по силам — финансово. На реализацию ста сорока костюмов и головных уборов (каждый из которых уникален, с ручной вышивкой и сложносочиненным декором) потребовалось около десяти тысяч часов ручного труда и целый год подготовки. И это не тот случай, когда экономят на хористах и кордебалете, — в кутюр облачены абсолютно все.
Но вернемся к самой опере. Постановщик Алвис Херманис рассказывал, что в “Енуфе” его привлекла, во-первых, музыка — “не менее выдающаяся и новаторская, чем у Стравинского”, а во-вторых, либретто. “Обычно в основе опер лежат какие-то сказки или притчи, а тут отличная драматургия”, — считает Херманис.
…Простая крестьянская девушка Енуфа соблазнена и покинута местным ловеласом. У нее рождается внебрачный ребенок, и, чтобы спасти девушку от бесчестия и обеспечить ей нормальное будущее, ее мачеха решается на убийство невинного младенца. Енуфа выходит замуж, но в момент свадьбы в реке обнаруживается труп ребенка…
Конечно, с современной точки зрения, сюжет “Енуфы” излишне мелодраматичен и напоминает, скорее, сценарий мексиканского сериала. Но для оперы такие повороты — самое то…
Меньше всего Херманис хотел делать оперу в консервативных классических традициях — пыльную и пропахшую нафталином. Его задачей было сохранить обаяние первоисточника, но одновременно перевести оперу на современный, понятный нынешнему зрителю язык, найти к ней свой ключ. И таким ключом оказалось искусство эпохи модерна.
“Из Яначека обычно делают социальную драму, действие которой происходит в отсталой, жалкой местности Восточной Европы. Но большего аристократизма, орнаментализма, красоты, чем в музыке Яначека, я не знаю”, — говорил Херманис в одном интервью.
Действие этой оперы, написанной в 1904-м году, разворачивается в глухой чешской провинции, и обычно эту оперу ставят в декорациях, изображающих скупой сельский быт, — все чистенько, но бедненько. Алвис Херманис пошел по другому пути. Совершив путешествие по Моравии, где разворачиваются события “Енуфы”, он был сражен невероятной красотой и пышностью местных народных костюмов. Плюс его вдохновила сама эпоха начала XX века, стиль ар-нуво, одним из ярчайших представителей которого был Альфонс Муха — тоже уроженец Моравии.
Творчество Мухи знакомо всем и каждому — его декоративно-виньеточный стиль до сих пор пользуется успехом при оформлении коробок конфет, календарей и ресторанных меню. Да, сегодня этот стиль превратился в кич, но в начале XX века он был эссенцией абсолютно новой, революционной эстетики.
Рижская “Енуфа” насквозь пропитана Мухой. Его “рука” читается не только в костюмах и головных уборах персонажей, но и в их жестах, пластике, выражениях лиц. А танцовщицы кордебалета вообще словно сошли с театральных афиш начала XX века: хореография Аллы Сигаловой детально воспроизводит изломанные позы див эпохи ар-нуво.
А чтобы у зрителя не было передозировки от такого количества красоты, Херманис дает ему передышку — во втором акте оперы действие неожиданно переносится в наши дни. Перед нами убогая и предельно реалистичная атмосфера какой-то провинциальной коммуналки: обшарпанные стены, никелированная кровать, грязная раковина, какие-то тазы и коробки — словно мы находимся в пространстве классических спектаклей Херманиса “Долгая жизнь”, “Соня”и “Звуки тишины”.
Здесь разворачивается главная драма спектакля, когда мачеха принимает решение утопить незаконное дитя. Сцена, в которой обезумевшая от горя Енуфа складывает ползунки своего пропавшего ребенка, а за окнами одетые в белое Мадонны передают из рук в руки сверток с младенцем, выглядит одновременно и жутко, и завораживающе… Этот эпизод — пожалуй, самая сильная сцена спектакля, придающая всей этой феерии модерна с ее несколько искусственными страстями нотку настоящей, щемящей драмы.
Финал оперы оказывается неожиданно мажорным и оптимистичным — дело все-таки заканчивается свадьбой. Но невеста не в белом, а в черном, и в руках у нее крохотный сверток, найденный в талых водах реки, — плата за ее счастливое будущее. Счастливое ли?..
