"Сделала погромче мультики, чтобы дети не слышали артиллерию". Беженцы из Бучи, Мариуполя, Харькова, Киева, Херсона вспоминают о первых часах вторжения России в Украину

24-го февраля я проснулась в пять утра и, услышав глухие удары, подумала, что сосед начал работать по металлу или что-то в этом роде. Разбудила и собрала в садик детей (у меня их пятеро, но двое уже взрослых), и только потом увидела СМС от родителей, мол, в связи со сложившейся ситуацией мы остаемся дома. Сижу и гадаю, что за «сложившаяся ситуация». А сообщения идут и идут. Позвонила тете, которую мы вывозили из Луганска в 2014-м: «Тома, что случилось? Послушай-ка, что это за звуки». И вынесла телефон на балкон. Она мне сразу сказала: это бомбят. Так и узнала о начале войны.

Михаль, методист детского сада, Днепр

24-го проснулась от звуков, которые приняла за хлопки петард и фейерверк. На часах — 5:11 утра, вот, думаю, сволочи, ночь же еще. Пошла в туалет, а когда вышла — вижу, что-то не так. Везде свет горит, передо мной мама, мы испуганно смотрим друг на друга, и я спрашиваю: «Что, война?» Выбегает папа: «Да, война».

Сперва обещали 16-го февраля, но думала, пугают, поэтому был шок. Взрывы раздавались довольно близко — мы на Северной Салтовке живем, у окружной, откуда началось российское наступление.

Валерия, сотрудница Фонда Дружбы, Харьков

24-го утром мы проснулись от взрывов на аэродроме Гостомеля — это в пяти километрах. Друзья оттуда нам даже видео прислали, как высаживается российский десант. Просто не могли в это поверить… Когда опомнились, увидели, что бензина в баке мало, непонятно, хватит ли даже до Киева. На третий день мы уже были отрезаны, хлеба нет, в магазинах — пусто.

Виктория, юрист, Буча

Еще в середине февраля большинство людей смеялись, мол, никакой войны не будет. А мой муж повторял, что надо быть готовыми ко всему, и накупил лекарств для моего 87-летнего папы, и благодаря им он выжил.

24-го в пять утра позвонила подруга, которая больше всех смеялась над моим мужем: «Ты слышала, нас бомбят!» Доносились какие-то взрывы, но так хотелось думать, что это фейерверки, петарды, чей-то день рождения, банкет.

Светлана, администратор «Шиурей Тора Любавич», Днепр

24-го поднялась как обычно и услышала какой-то хлопок. Мало ли, думаю. А в половине шестого утра раздались приглушенные звуки — поняла, что это взрывы. Вижу, как открываются двери подъездов, из разных домов начинают выходить люди с сумками и чемоданами, быстро садятся в машину и уезжают. Мимо проносятся соседи. Пишу знакомому, он отвечает: «Оля, началось…»

Я с родителями живу — папе 85 лет, а маме 86, она практически не передвигается. В первый день мы слышали сирену, но не могли спуститься в подвал — мама просто не дошла бы. Я заклеила окна остатками скотча, соседи дали раскладушку, вытащили ее в коридор, я перенесла маму, посадила папу, вывела собак — так мы целую ночь и просидели. Отец постоянно рассказывал, что когда ему было 4 года, он так убегал из Севастополя под фашистскими бомбами. Сейчас, говорит, мне 85, и нас опять бомбят.

Ольга, воспитатель детского сада, Киев

О начале войны узнала от сына — тот позвонил в пять утра 24-го. Они с невесткой жили у телевышки, обстрелянной в первые же часы. Спросонья ничего не поняла. Несмотря на все предупреждения, нельзя было представить, что Россия решится бомбить жилые кварталы мирного города, а над головами будут проноситься крылатые ракеты, запущенные со стороны Белгорода. Но это случилось, и при очередном налете ты оказываешься на полу.

Папе было семь, когда в 1941-м он вместе с мамой (меня назвали в ее честь) уезжал в эвакуацию на Урал. Спустя 80 лет ему пришлось об этом вспомнить — как жилось под бомбами, как сидели в подвале, собирали документы в тревожный чемоданчик.

Бронислава, литературный секретарь, Харьков

Утром 24-го сын позвонил: «Батя, война!» А я пенсию получил в тот день, и почти всю сумму успел снять. 27-го в последний раз говорил с бывшей женой — она у сына была в Харьковской области, а потом связь прервалась. Постепенно отключили свет, газ, электричество, телефон, интернет — полная блокада. Словом, поселили в камеру-обскуру. Взрывы сначала раздавались вдали, но тоже не музыка Баха… Потом всё ближе и ближе, пока снаряды не стали рваться практически у дома.

Игорь, пенсионер, Мариуполь

Я проснулась в 5:30, муж говорит: «Война началась, аэропорт взорвали». Первым делом бросились принимать душ, потому что воду сейчас отключат. Потом решили заправить машину — с мокрой головой поехала. Выезжаю и вижу огромный столб черного дыма — словно кадр из фильма-катастрофы. И люди куда-то бегут с сумками. Это было примерно в 7 утра. Подъезжаю к заправке, там огромная очередь — понимаю, что стоять бесполезно.

Ольга, бизнесвумен, Херсон

Мы на шестом этаже жили, лоджия на аэропорт выходит, и 24-го рано утром жена кричит: «Взрывы, война!» И тут появился огромный гриб — видно по складу боеприпасов ударили или с топливом…

Самолетов на аэродроме не было, один только борт старый остался — его город купил, чтобы в парке поставить и детское кафе там сделать, — вот в него русские попали, и потом хвастались…

Шок был, конечно. Не верилось, что Россия на Украину пойдет. Мы во двор спустились, соседи спрашивают друг у друга — это правда, не ошибка?

Александр, пенсионер, Мелитополь

24-го проснулась примерно в 5 утра от взрывов. Недалеко от нас Гостомель, где родилась бабушка, в молодости она пешком туда ходила — это совсем рядом.

Позвонила подружка из Хадеры, как дела, спрашивает? Я отвечаю: «Бомбят». Часа в два снова звонит, я: бомбят, мы боремся. «Я думала, вы уже сдались», — говорит она. «И не надейся», — отвечаю.

Но взрывы становились всё громче и ближе. Правда, пока была вода, газ, свет, тепло и интернет — всё воспринималось как в театре. Ну, стреляют, ну, летают ракеты, ну, лопнуло стекло в спальне. Ну, танки под окнами катаются с орками… У меня одно окно в хрущевке выходит на дорогу, и буквально в трех метрах стояли танки — одни с буквой V, другие — с Z. Их штаб был в 10 метрах от моего дома.

Наталья, педагог, Буча

В 7 утра 24-го февраля позвонил отец и сказал, что нас бомбят. Я поначалу «не врубился» и еще до обеда удивлялся громадным очередям в магазины — зачем, ведь до российской границы далеко, и до нас война докатится нескоро. В полной мере осознание реалий пришло в два часа дня, когда из своего окна я увидел большое звено вертолетов, летевших в сторону Гостомеля. Как потом выяснилось, это был русский десант, отправленный на захват аэродрома.

Павел, экскурсовод, Ирпень

24 февраля в 7 утра меня разбудил звонок друга. «Собирайся», — говорит. Я подумал, что зовет на тренировку, стал отнекиваться, куда в такую рань. «Началось, напали!» — кричит он. Стал прислушиваться и действительно услышал взрывы. На улице уже паника; отстоял час за водой, еще час — за продуктами. А жена в это время лежала в больнице на сохранении.

Помню, как все смеялись над объявленной датой начала войны, — 16 февраля, и когда прогнозы не оправдались, стали еще язвительнее острить на эту тему. Поэтому 24-го у всех был шок. Такого не ждал никто.

Дмитрий, тренер по боксу, Харьков

23 февраля — мой день рождения, 66 лет мне исполнилось. Отпраздновали, а утром 24-го собираюсь на работу (я воспитатель и репетитор), но вижу сообщение от учительницы: «Бережіть дітей. Школа закрита. Війна».

В первый же день город начали бомбить, и дорога, по которой я ездила к ученику, оказалась разбита. Все магазины и аптеки вскоре закрылись, но, поскольку накануне отмечали мой день рождения, — еда оставалась.

Алла, педагог, Ирпень

В пять утра 24-го позвонила подруга: «Стреляют!» «Да ладно, — говорю, — не может быть». Но вышла на балкон — и впрямь, люди начинают уезжать.

В 2019 году умерла мама, и я жила с прикованным к постели дядей, он с катетером, после двух больниц. Наша новостройка очень быстро опустела — осталось человек 15. В первый день я еще спускалась в подвал, и оттуда выбегала кормить дядю. Это очень страшно — врачи приехать не могут, пролежни начались.

Люди каждый день уезжали и оставляли еду — на меня это производило ужасное впечатление. Окна в квартире выбило, отопления не было, стену разворотило взрывной волной, а в подвале, где я спала, железную дверь вынесло авиаударом и швырнуло на мою раскладушку, к счастью, пустую…

Виктория, спортсменка, Харьков

24-го, примерно в 5:15 утра недалеко от нас упал снаряд, посыпалась штукатурка. Я рано встаю, а сын девятилетний от взрыва проснулся, пришлось успокаивать, что-то объяснять…

Минут через десять после первого взрыва упал снаряд на соседнюю улицу. Прямое попадание в дом, убило семью, а у нас задрожали стекла, упали люстры в спальне и на кухне. Тут уж Саша проснулся по-настоящему, сильно испугался и стал кричать. До этого я словно не верила в происходящее.

В шесть утра отключили свет, я вышла на улицу — у разбитого дома и полиция, и скорая, и пожарная. А прямо напротив него живут мои друзья — у них стекла выбило, шифер снесло.

Оксана, ревизор Ощадбанка, Мариуполь

24-го в пять утра я услышала взрывы. Лежу в кровати и думаю: ну вот, началось.

Проснулась младшая дочка (пять лет) и говорит: мама, кто-то выбивает ковер на улице. Я соглашаюсь: да, кто-то выбивает ковер, спи. Где-то к семи утра старшая (ей 13) проснулась со словами: мама, по-моему, война началась. Есть еще сын восьмилетний.

Самое страшное, что не знаешь, как им всё это объяснить. Я тогда просто включила телевизор и сделала погромче мультики, чтобы дети не слышали артиллерию. И мы целый день смотрели мультфильмы, а я пыталась осознать происходящее.

Юлия, директор клуба «Гиллель», Харьков

Война застала нас с мужем за городом, 24 февраля в 6 утра позвонил раввин с вопросом: «Что происходит?» Мысли о полномасштабном вторжении мы не допускали, но сработала привычка, выработанная событиями 2014 года: дома были запас батареек, свечей, консервов, в гараже — бензина.

В первый же день начались обстрелы, но еще работали магазины, и мы заполнили все емкости питьевой водой. Вдалеке звучали взрывы, хотя за восемь лет они уже стали фоном, поэтому в Мариуполе воспринимались более спокойно, чем в других городах.

Алиса, координатор молодежных и образовательных программ еврейской общины, Мариуполь

Проснулись мы от взрыва. Я подскочила, ребенок 10 лет говорит, что ему страшно и он не хочет умирать.

Сначала хотели уехать к родителям мужа за город, но они в Циркунах жили, откуда шло русское наступление, и в первый же день оказались в оккупации. По-настоящему осознание происходящего пришло через день, когда мы заклеили окна и перешли спать в коридор.

Влада, домохозяйка, Харьков

24-го где в 5:30 утра позвонила коллега: «Миша, война!» Включил телевизор, услышал, что перекрыта одна из веток метро (тогда мы еще не знали, что российский десант пытался высадиться в Гостомеле).

Около полудня 24 февраля неожиданно позвонила добрая знакомая и предложила эвакуироваться. Дала 15 минут на сборы. Просили обойтись без габаритного багажа, но я даже удивил попутчиков — вышел к машине с небольшой сумкой с документами, лекарствами и 300 долларами, лежавшими на столе.

На выезде из города попали в дикую пробку — все шесть полос стояли. Первые 70 километров мы проехали за 9 часов. Но потрясло, что, несмотря, на нервозную обстановку, никто в колонне не подрался и даже не вспылил.

Михаил, журналист, Киев

Для меня война началась в 2014-м в Донецке — тогда мы уехали в Мариуполь с грудным ребенком. Квартиру сняли специально в центре города, недалеко от театра. Надеялись, что в худшем случае зацепит окраины, а шальной снаряд до нас не долетит. Из донецкого опыта такой вывод сделали…

А 24 февраля, когда я заглянула в новости, со мной случилась истерика. Сейчас словно фильм пересказываю, но после эвакуации больше всего боялась прийти в себя, осознать происходящее. А тогда понимала, что нельзя расслабляться, самолет прилетает раз десять за ночь, ты не спишь, ребенок не спит, куда упадет бомба — непонятно, лежишь и думаешь, хоть бы не в мой дом, прятаться-то негде.

Ольга, юрист, Мариуполь

Война для меня началась до войны. 23-го вечером я проводил урок иврита в Zoom, и одна из учениц написала, что едет в аэропорт Борисполь. В воздухе уже витало напряжение, но списывал на панические настроения.

А 24-го утром я, не заглядывая в интернет, по привычке отправился в бассейн. Он был еще открыт, но вышедший управляющий удивленно спросил: «А вы новости не смотрите?» Всё стало ясно.

Вскоре я уже вез друзьям из ВСУ еду и лекарства на пост, оказавшийся вне зоны обслуживания.

Анатолий, исполнительный директор Киевской городской еврейской общины, Киев

Моя сокурсница по Таганрогскому пединституту позвонила в первый день, ничего не бойся, говорит, ваш Мариуполь просто захватят, повесят свои флаги, и будет у вас Россия, наконец-то в гости будем ездить друг к другу, очень соскучилась. Что ты придумываешь, говорю, быть такого не может.

Спички и сухое горючее мы в первый день войны закупить успели — это очень помогло. Спасало постное масло и мука — на костре же готовили. Не голодали, да и есть особо не хотелось, в основном каши готовили — просто заливали крупу водой. Я, например, 15 килограмм сбросила.

Ирит, преподаватель зарубежной литературы в лицее, Мариуполь

Проснулся 24-го около пяти утра от ракетных ударов, и первые часы просто не верил в происходящее. Шока как такового не было, только страх.

Понял, что у нас (я живу с мамой) нет запаса продуктов, пошел в магазин и по дороге услышал первую сирену. Попытался вспомнить, что надо делать в таких случаях: держаться ближе к домам или ложиться на землю. Совсем новые ощущения… Успел закупиться, и на выходе увидел, что к супермаркету движется толпа.

Когда дней десять спустя вышел из дома, то не узнал мой любимый Киев-красавец. Всё заложено мешками с песком, напротив стоят блоки и противотанковые ежи, а соседка ищет экскаватор копать окоп возле дома!

Михаил, искусствовед, Киев

О войне узнали в пять утра — с первой бомбой, упавшей недалеко от нашего дома. Растолкала мужа, говорю: война началась. Он бросился заправлять машину, а я собирать вещи. Все на нервах — бомбили сильно, окна дрожали.

Мы живем недалеко от российско-украинской границы, поэтому перебрались в квартиру брата — в центр города. Развозили в подвалы еду из своего кафе, потом у брата всё выгребли, у него тоже есть заведение. И продукты не пропали, и люди голодными не остались.

Виктория, бизнесвумен, Харьков

Я живу на самой окраине Киева на 24 этаже, с видом на Бучу и Ирпень. Проснулась от взрыва рано утром, открыла YouTube. Даже шока не было, отключились все эмоции.

На второй день ко мне переехала подруга с котом, и — словно в кино — перед нами развернулись сцены пожаров в Гостомеле, Буче и Ирпене, видели даже, как в Василькове взорвали нефтебазу. Было ощущение ирреальности.

Когда стали сильно бомбить, обустроили вокруг шахты лифта уголок, поставили там стулья, котов приготовили на выход. Обзор великолепный — и вертолеты летали прямо над окнами, и истребители, и ракета разорвалась над домом, горело со всех сторон и гремело конкретно.

Анна, преподаватель живописи, Киев

Большинство наших знакомых проснулись 24-го от взрывов в пять утра, а мы, на удивление, в семь — от звонка будильника. Стала собирать младшего в садик, и вдруг вижу СМС: «Залиште діточок сьогодні вдома».

Наша домработница за неделю до этого предупреждала, уезжайте, будет война. И сама так и поступила. Я посоветовалась с мужем — он отставной судья, муниципальный депутат, владелец адвокатской конторы, — успокоил меня, мол, ничего не будет. Да и я не верила, что такое возможно.

Наталья, бухгалтер, Старые Петровцы, Киевская область

24-го муж позвонил в 6:15 утра (он был тогда за границей) и сказал, что началась война. Я вышла на балкон и увидела, как бьют по Чернобаевке: окна задрожали, поднялся черный дым. Начала носиться с ребенком по квартире, собирать вещи. Когда мы выбежали, всё начало взрываться, помню ощущение хаоса и жуткий шок. О войне многие говорили, но я в нее не верила — тревожный чемоданчик не собирала.

Никто Россию не ждал. Кто-то пытался быстро выехать, другие бросились закупаться. Вскоре начали бомбить Антоновский мост — за два дня там многие погибли. К вечеру 25-го выехать из города было уже невозможно.

Людмила, владелица бизнеса в сфере аренды недвижимости, Херсон

24 февраля я рано проснулся, зашел в твиттер и практически в прямом эфире узнал о начале войны. Не верили в это и, конечно, ошиблись.

Я ведь из Донецка в 2016-м уехал, когда нависла угроза ареста. С одной стороны, восемь лет фронт под боком не давал расслабиться, с другой — люди привыкли, за последние годы всего пару раз звучала канонада где-то вдалеке. Поэтому 24-го паники не было, за исключением очередей в магазинах и к банкоматам. Но никто не мог предвидеть, что нас ждет.

Илья, преподаватель философии и социологии Мариупольского государственного университета