"Хуторской путинизм - это главный соблазн Украины". Интервью Алексея Арестовича о политическом тупике второго года войны и поиске новой стратегии для его страны

Интервью готовилось до того, как полиция Украины начала расследование в отношении Арестовича из-за его высказывания о том, что нужно «душить женщин». Мы запросили комментарий героя интервью и получили ответ о том, что он не считает эти обвинения серьезными.

— В апреле 2022-го Путин принял решение, что он будет тратить на войну около 120 млрд долларов в год. Если посчитать, сколько дают Украине союзники, получится около 60 млрд долларов. Как стратегически воевать в таких условиях?

— Мы не знаем объемы резервов и западной военной помощи, но, исходя из того, что мы с вами можем увидеть, надо брать Токмак и становиться в стратегическую оборону, чтобы всё это не превратилось в Дебальцевскую операцию. Дальше мы уничтожаем противника в маневренной обороне, медленно продвигаясь. Не кровь из носу, а медленно, там, где создались благоприятные условия. Наша задача сейчас — физически уничтожать и перемалывать российскую армию. Потому что все уже убедились, что если у противника нет армии, то можно любой объект местности взять, сколько там минных полей ни нарой, хоть тысячи километров.

Общая картина могла бы выглядеть так: стратегическая оборона с короткими подготовленными инициативными операциями и работа дальнобойными высокоточными средствами поражения, по которым у нас есть реальное преимущество. Все эти Storm Shadow, F16, которые приедут, ATACMS и так далее. Добивание противника и постепенное доведение до состояния, когда даже мобилизация и попытка заставить работать военную промышленность не позволят Путину совершать наступательные операции. Он попытается наступать еще, накопив [ресурсы] полгодика. За это время надо подготовить наши сменные части с учетом прошедшего опыта.

Другое дело, что они стоять будут не просто так. Они будут точно так же зарываться в эту линию Суровикина, создавать там пятую, шестую, седьмую гряду. Тут снова встает вопрос вооружения, а из него возникают другие вопросы: где Запад, что он нам будет поставлять, что у нас со своим вооружением и на что мы потратили 18 месяцев.

— Я хочу поговорить о потерях, которые несет артиллерия с обеих сторон. Российские войска всё время идут в контратаки. Контратаке предшествует артподготовка, а у ВСУ стоит американский радар, который засекает пушку через полторы секунды после выстрела и автоматически посылает ответ. После этого российский дроновод бьет «Ланцетом». Итог — гигантские потери с обеих сторон. Это полная картина или можно что-то еще добавить?

— Это может быть эпизод на отдельном участке. Реально же не везде есть американские радары, соответственно, не везде есть «Ланцеты». Их в магазине не купишь, как пирожки. Кроме того, мы научились по ним работать. Где-то три недели назад замелькали видео поражения «Ланцетов». Поэтому всё не так просто. Да, они нас выбивают, но мы выбиваем эффективнее. Их пушечки со стволами, которые последний раз меняли в 1947 году, — тому доказательство. Потери большие и у нас, и у них, но у них больше. Вообще, очень нечасто у обороняющихся потери больше, чем у наступающих.

Современное поле боя — это десятки дронов, висящих над пространством десять на десять километров. Война свелась к действиям малых штурмовых групп — иногда это пять человек, а иногда даже двое. Уже сейчас за одним бойцом охотится артиллерия, если он пытается двигаться. Это такая специфика, и в этих условиях надо уметь воевать, но это только тактический уровень. Поднимаемся на оперативный — это уже борьба резервов. Поднимаемся на стратегический — это возможность создать эти резервы, затянуть войну, организовать международную коалицию, обеспечить помощь и производство.

На тактическом уровне мы лучше, на оперативном — чуть лучше, вот на стратегическом — нет:

Путин за счет размеров страны, длинной воли, ресурсов и промышленности играет весьма умело.

— Российские бомбы продолжают непрерывно падать. Есть ли у Путина преимущество в воздухе? Что с этим можно сделать?

— Россия действительно испытала бомбы, и вы будете очень сильно смеяться, но у нас подобные разработки существуют уже больше десяти лет, просто мы их почему-то не захотели использовать. Над ними тоже все смеялись, пока они на испытаниях не улеглись в кружочек диаметром пять метров с расстояния 15 километров. А делается это чуть ли не деревянным обвесом с крылышками.

— Мне как раз кажется, что на войне кустарные решения — самые удачные, если они работают, потому что они дешевые и массовые.

— Ну вот смотрите, в разведке, в спецслужбах есть два способа действия. Скажем, вам надо в далекой стране кого-нибудь ликвидировать. Наивные люди (а таких хватает на генеральских должностях) хотят, чтобы у них было 20 суперспецназовцев, которые последние 45 лет непрерывно тренировались. Они хотят, чтобы эти спецназовцы подползли и красиво с 1800 метров попали в глаз иранскому генералу, машина перевернулась, сбила столб, столб запустил цепную реакцию, и в конце концов взорвалась атомная станция, а власть сменилась в результате народной революции. Многие на это замахиваются и хотят быть суперспецназовцами.

На самом деле настоящее мастерство выглядит так: тебе дают троих наркоманов, и с двумя ты можешь прожить двое суток в одной квартире, которую где-то ты там нашел, а с одним — 15 минут в общественном туалете. В результате покушение на иранского генерала выглядит так: один наркоман, который ни черта не понимает, должен вовремя поднять шлагбаум, второй — поставить сумку в нужное место, а третий — нажать на брелок от автомобильных ворот, даже не зная, для чего он это делает. Вот те, кто умеет собирать такие конструкции, — это высший пилотаж. Вот такие люди больше всего ценятся. Они никогда не берут ничего тяжелее вилки в руки и никого в жизни сами не убивают, потому что профессионал всегда убивает чужими руками. Так вот, умение взять старую авиационную бомбу 70-х годов и прикрутить к ней небольшое, но очень дешевое техническое решение — это признак очень хорошей стратегии.

Есть еще одна стратегия: выпросить у Запада много-много HIMARS, ATACMS или F-16, которые, конечно, ого-го покажут, только там одна бомба 50 тысяч долларов стоит, и встает вопрос массовости. Проблема всей этой войны, как крупнейшей войны в Европе, в том, что маленькими подготовленными вооруженными силами здесь не обойдешься. Потому что здесь не так нужно качество, как количество.

Поэтому 250 T-55 гораздо лучше, чем 50 «Абрамсов» на 1300 километров фронта. Точно так же с бомбами. Можно иметь 50 Storm Shadow, а можно иметь 2500 немного доработанных планирующих бомб.

Россия как централизованная держава, как фактически военная диктатура умудряется искать дешевые решения:

вот вам заключенные, вот вам бомбы с хвостиками, вот вам много всякой артиллерии. Это всё относительно дешевые решения при большем богатстве России.

Они осознали и реализуют преимущество, которое у них объективно есть. Путин готов так тянуть годика два еще, на это его хватит. Ни одна страна, конечно, [долго] не выдержит 33% бюджета [отдавать] на войну (и это только прямые траты, а есть же непрямые), но годика два они, я думаю, протянут.

То есть они свою работу работают. Теперь вопрос к нам. Мы работаем свою работу так, как надо бы? Ищем дешевые решения? У нас же предлагают их во множестве, но это всё группки энтузиастов, а частный бизнес, например, в очень значительной степени изолирован от оборонных контрактов, потому что там всё поделено, и там все доят бабки, пользуясь монополией во время войны, которая приносит сверхдоходы. Поэтому Путин может приказать, и там, конечно, 85% разворуют, но у нас разворовывают 80%, так еще никто ничего и не делает. Мы только говорим союзникам: «Дайте, дайте, дайте».

— А Украина в таких условиях обойдется без новой мобилизации?

— У нас мобилизация идет непрерывно. Когда говорят «мобилизация», предполагается волна, когда разово приходят повестки. У нас уже идет мобилизация — условно 20–30 тысяч человек в месяц, просто это непрерывающийся процесс. Новая большая волна — посмотрим, это зависит от очень многих факторов. Например, объявит ли Россия мобилизацию. Если они объявят, то и мы будем объявлять. Если нет, и они будут дергать по 20–30 тысяч [человек], то и мы будем дергать по 20–30 тысяч каждый месяц.

— Илон Маск опубликовал мем с Зеленским, после чего я начала изучать, как до этого развивались отношения Маска с Украиной. Я пришла в ужас, когда увидела, что 3 октября прошлого года он опубликовал свой опрос про Крым в «Твиттере», получил за это волну хейта, а затем 29 октября произошел тот знаменитый звонок: «Включи срочно Starlink в Крыму». Могла ли Украина как-то иначе обращаться с Маском? Можно было не портить с ним отношений?

— Можно было, но не сумели. Ну давайте уже правду говорить: средний психологический возраст украинца — шесть лет. У Маска, конечно, тоже, только он гениальный ребенок. Вот эти двое шестилеток столкнулись, но у одного 262 млрд и он один из самых популярных людей мира, а второй вызывает множество вопросов. Я три недели провел в Штатах, и, поверьте, не зря. Могу вам сказать, как вся эта наша борьба выглядит оттуда: провинциальные люди, от действий которых берет оторопь. Это говорят американцы, которые очень сочувствуют Украине.

— От каких заявлений их берет оторопь?

— Например, от заявлений по поводу русских. Америка — страна эмигрантов, и многие русские занимают там очень достойное место. В Америке я сидел за столом одновременно с украинскими бизнесменами, патриотами до мозга костей, а их друзья — русские и белорусские бизнесмены, с которыми они в 11 лет пошли в один класс в американской школе. Вот эти дяди весят за 100 млн [долларов] каждый. Они сидят, болтают, говорят на странной смеси русского, украинского и английского, и все считают себя американцами.

Представьте, что они за этим столом включают ютуб, где кто-нибудь в очередной раз с выпученными глазами орет про «москалей», фашистов и негодяев. Как они на это смотрят? Причем эти русские бизнесмены перечисляют бешеные деньги на помощь Украине — миллионы долларов каждый месяц, все полтора года. Они на меня смотрят и говорят: «Слушай, ну это же ужас у вас там творится. Ты хочешь сказать, что я свинья, что я не человек, что у меня генетический сбой, что я не везу два очередных самолета украинским детям, не поставляю украинским военным то, что им не поставляет Запад? Это как вообще понимать?»

Но самое главное — это даже не обида конкретных людей, а острое неприятие думающими и влияющими американцами всей этой риторики. Наиболее полно оно выразилось, когда ветеран «Галичины» попал в канадский парламент. Я в этот момент сидел с солидными людьми. Они читают эту новость и говорят: «Подождите, мы что, помогаем нацистам?» Эти солидные, в возрасте уже люди говорят: «У меня отец и дед погибли во Второй мировой. Какого черта?» Это дяди, которые миллиардами распоряжаются в помощь Украине.

Плюс все наши нападки на русскую культуру в стиле «Достоевский, Быков и так далее». Так вот, Дмитрий Львович Быков — профессор американского университета, вообще-то. Наверное, американцы что-то в нем нашли. Но нет, у нас знают лучше, что Быков — ничтожество, а вот украинцы на 15 голов лучше [любого] русского просто по факту рождения. Мы же до этого начинаем договариваться. Более того, пытаемся это сделать нормой.

— У меня недавно Дмитрий Быков как раз был в эфире, мы говорили о его книжке о Зеленском, и он рассказывал, что Путин — Сатана, а президент Зеленский послан в мир бороться с Сатаной. Понятно, что Быков — человек, склонный говорить метафорами…

— А теперь послушайте, что про Быкова говорят у нас. Говорят, что Быков — это Сатана, и он послан погубить несчастную Украину. Это абсолютно жуткая смесь детскости и шовинизма. У нас доходит то того, что некоторые делегаты, приезжающие на съезд с российской оппозицией, транслируют месседж: «Вы обязаны нам помогать, немедленно идите в бой, генетический вы мусор». Они надеются на успех? Даже с точки зрения абсолютного цинизма и макиавеллизма нельзя так делать.

Мы так скоро выйдем на сокращение помощи Украине. Все эти провинциальные ужимки, где, с одной стороны, провозглашается, что средний украинец по факту перехода на украинский язык в 15 раз лучше русского, а с другой — что русские нас порабощают и уничтожают нашу историю. Это два абсолютно шизофренически соединенных вместе термина, которые показывают, что коллективная шизофрения стала общественной нормой или, по крайней мере, нормой пропаганды. Потому что если это генетический мусор, который ничего не может, то как таких красивых и модных [нас] 500 лет он уже уничтожает? Если мы такие казаки, а они генетический мусор, то мы должны их одной левой, но почему-то не выходит. Но самое главное, вы представьте себе, как это звучит из страны мигрантов, где никто не интересуется происхождением или языком. Все смотрят, что ты из себя представляешь, ценностный ли ты человек.

Еще один момент. Многие американцы религиозные. Америка — страна с подавляющей религиозностью. У них всё решается в церкви. Это касается и демократов, и республиканцев. Я там был во многих церквях, там люди истинно верующие. И вот они начинают задавать вопросы. Это очень влиятельные дяди и тети, и они спрашивают, почему мы преследуем церковь.

Моя личная позиция известна: если в церкви есть коллаборанты и изменники родины, их можно преследовать сколько угодно, хоть десятками тысяч, но церковь трогать нельзя, даже если у нее приставка «Московская».

Они говорят: «О, вот это простая понятная позиция. Мы сами за то, чтобы арестовывать коллаборантов». Церковь трогать — это очень дурно смотрится. Они считают это религиозным преследованием, и это люди, от которых напрямую зависит, получим мы помощь или нет.

Есть огромное количество бездонных глупостей, которые мы тут залихватски, рубя шашкой крапиву, понаделали с нашим этим «мы самые лучшие, а остальные нам в подметки не годятся». Все эти дяди Васи в деревне у магазина, которым Достоевский в подметки не годится или Рахманинов. Когда ко мне приходят и начинают рассказывать, что Каспаров — ничтожество или что «Ходорковский не способен», ну о чем тут говорить?

Все эти детские комплексы привели нас к тому, что мы сейчас имеем: к горькой констатации неполучившегося контрнаступления, необходимости радикальной смены стратегии и обнаружению, что мы всё прокричали и оказались у разбитого корыта, в то время как противник принял необходимые государственные решения.

Нам предстоит очень «веселый» 2024 год, когда в поддержке Запада мы не можем быть до конца уверены благодаря нашей манере ссориться со всеми и вся. Нас теперь спасет только радикальный пересмотр стратегии и экстраординарные действия. Они видят, что власть слилась в едином экстазе с народом, иначе зачем бы они говорили о выборах? И не просто говорили — настаивали. 2024 год — это выборы в России и США. Недовольство народа властью и власти народом уже достигает такого уровня, что единственный мирный вариант — это сбросить всё через выборы, а через полгода будет еще хуже, когда мы пройдем зиму со всеми бомбежками.

Я хочу сказать очень простую вещь любимым соотечественникам: опомнитесь.

Этот надутый пузырь шовинизма, который вы выдавали за национализм и любовь к родине, этот пафос, попытки себя задрать, потому что очень страшно, эта неспособность к системной работе на всех уровнях, от рядового до верховного главнокомандующего, этот вечный истерический шантаж Запада в сочетании с нарушением базовых западных принципов — свободы слова, запрета на претензии по расе и крови — всё это выглядит очень плохо.

Страшные сказки про то, что мы тут защищаем Европу от России, уже никого не убеждают по одной простой причине: они убедились, что Европе Россия особо не угрожает, потому что она слабая. Поэтому мы коллективно смотримся очень дурно. И это «дурно» не могло не стать общественным мнением и решением западных политиков. Если мы не опомнимся, то нас эти прыжки, забеги и крики убьют об стену. Не Россия нас победит — мы сами себя убьем, если мы не остановимся, радикально не поменяемся.

Это при том, что все люди, с которыми я общался, — все за Украину. Все подчеркивают многократно, что ни в коем случае нельзя дать победить Путину и что они будут с украинским народом до последнего. Но именно то, что они нам будут помогать, дает им право критиковать нас. Помните, с чего это всё началось? С того, что они попросили несколько месяцев назад, во время саммита в НАТО, немного благодарности за помощь. Могли бы и поблагодарить. Они же прямо говорят: «Ребят, можно быть и поделикатнее, мы вас вообще-то спасли».

Вот надо было нам останавливаться восемь-девять месяцев назад, но это принцип золотого молотка: если у человека что-то получалось раньше и он достигал успеха, то он будет бить им, пока тот не поломается, несмотря на изменившуюся обстановку. Всё, что мы делали вначале, вся наша дипломатия, смелое обращение к народам стран через головы правительств, мужество украинского народа, казацкий драйв — это всё прекрасно работало, и оно реально давало повальное увлечение украинцами и глубокое неприятие путинской агрессии. Опасность перехода в затяжную фазу заключается в том, что там меняются законы и мотивация участников.

Мы доигрались до выборов США, где совсем другая логика. Их куда больше интересует Китай, чем вот эти происходящие у нас вещи. Их куда более интересует внутренняя ситуация, у них там идеологическая гражданская война. Тем не менее они говорят, несмотря на всё: «Украину мы не бросим, только придите в себя, товарищи». Мы в Украине загипнотизированы. Нам кажется, что у нас травма и борьба, но мы не представляем, как это смотрится со стороны.

И это всё говорят люди, которые не хотят издеваться над Украиной. Они не проводят против нее информационно-психологическую операцию, они искренне сочувствуют, свое жертвуют и государственное, чтобы нам помочь.

— В таком случае я хочу предложить вам разрушить еще одну парадигму. В начале войны возобладал нарратив о том, что Украина — это колония, украинцы — угнетенные, а русские — имперцы. У меня к этому нарративу всегда была масса претензий, и первая из них — он не соответствует действительности, потому что украинцы — такие же полноправные создатели Российской империи, как и русские. В этой связи у меня к вам вопрос как к психологу: зачем продавать людям психологию жертвы, а не победителя?

— Вот-вот, смотрите, было три варианта дискурса: демократия против диктатуры, сияющие солнцеподобные боги против генетического мусора и бывшая колония против империи. Как вы думаете, с каким единственным лозунгом можно всерьез говорить на Западе? Демократия против диктатуры. Байден его не случайно предложил в марте 2022 года, когда сказал, что мир раскололся.

Скажите, демократию сильно интересует, кто ты по национальности? Пофиг абсолютно. Демократию сильно интересуют генетические сбои или прочие претензии? Абсолютно всё равно. Империя, не империя — тоже пофиг абсолютно. Ты или поддерживаешь сейчас вот этот набор ценностей, идеалов и правил, и тогда мы тебя любим, кто бы ты ни был, или нет.

Британцы, вообще-то, при всем их снобизме выбрали индуса премьер-министром. Это при том, что между Индией и Британией отношения далеки от партнерских. Антиколониальный дискурс — особенно после прививки BLM и против восстания глобального юга, с этим БРИКСом, со всеми китайскими потугами и прочим — на Западе не заходит, мягко скажем.

— В прошлом году 14% считали, что США делает слишком много для Украины, сейчас таких 40%, а это уже существенная электоральная сила.

— Они прямо говорят, что мы превратились в молот леваков, которых они органически ненавидят. Леваки для них — это трагедия школьного образования в США, это дети, которым говорят, что ты должен сам выбрать, мальчик ты или девочка. Я сейчас говорю не про факты, а про то, как они это видят. Это же всё религиозные люди, которые доминируют сейчас в США.

Республиканцы сейчас на коне, с большой вероятностью будет республиканский президент, и неизвестно, сколько они это еще продержат. Может, и два срока, а это десять лет. За десять лет [будущее] Украины определится навсегда.

Мы пытались заигрывать с той Европой, которая «больше стамбульских деклараций богу стамбульских деклараций», а в результате с размахом вляпались в дерьмо. Сейчас нас мордой по нему елозят коллективно, а мы пытаемся со скошенным лицом выкрикивать, какие мы славные и как мы воюем с генетическим мусором.

Я вам могу сказать больше: российский человеческий капитал в технической, научной, культурной, управленческой элите выше, чем украинский.

Просто потому, что империя высасывает кадры, и до сих пор, несмотря на путинский разгром всего живого, это видно и в российской оппозиции, и в российских макроэкономистах, которые стабилизируют ситуацию в России.

Если на это трезво смотреть, а не подпрыгивать, то надо было бы иначе начинать эту войну уже месяцев девять назад и готовить какие-то решения. Я не хочу опорочить всё, что мы делали, потому что начало было очень правильное: там были лозунги, там был казацкий драйв, там было единение, там надо было с Западом очень жестко разговаривать, потому что все же просели, испугались и не понимали, что делать. Это всё было очень хорошо первые восемь-девять месяцев. Дальше умные люди меняют стратегию, потому что на длинной дистанции меняется мотивация, а значит, нужно к другому апеллировать и по-другому аргументировать. А мы поскакали, лупя этим золотым молотком всё вокруг, и выяснилось, что мы отлупили самих себя: с Израилем поссорились, с Великобританией поссорились, со Штатами поссорились, с Польшей, ближайшим союзником, поссорились. Мы что творим вообще? На кого мы рассчитываем? Умные люди увеличивают количество друзей или хотя бы нейтральных, а не плодят врагов, а мы только этим и занимаемся.

В России проблема в том, что среди русских ничуть не меньше умных, талантливых, светлых людей, чем среди любой другой нации. Они в принципе равномерно по Земле распределены. Трагедия России как социосистемы в том, что власти регулярно ставят на черное и подлое в людях, за очень редким исключением типа какого-нибудь Александра II. В русских столько же зла, сколько во всех остальных, и столько же добра. Но они ставят на черное, мультиплицируя зло, делая это государственной нормой. Потом уже развращенные этим люди во втором, третьем поколении массово ставят на зло, но светлые люди продолжают точно так же рождаться.

Мы попали в другую ловушку. Зеленский пришел с 73%, которым он, по сути, обещал построить Соединенные Штаты Украины — свободное открытое демократическое общество, где люди не цепляются друг к другу и все вместе заняты развитием страны. Но по какой-то причине — я до сих пор хочу понять, кто ему это подсказал, и историкам еще предстоит это установить — он начал заигрывать со сторонниками этого шовинизма.

Ту же самую дорожку прошел Пашинян. Он пришел в 2018-м, победил в результате революции. Вроде как можно было воевать с карабахским кланом дальше, делая Армению демократической, но он умудрился послать сына служить в Нагорный Карабах и сам там на свадьбе отплясал накануне войны. Для чего? Перехватить симпатии? Так они никогда не перехватываются. Очень наивна [надежда] переманивать врагов — борьба идет за своих и за нейтральных. Своим надо показывать, что ты развиваешь то, ради чего ты пришел, а нейтральным — что на меня наговорили, а на самом деле мы за вас.

Мы заразились от России самым страшным. Эти зомби успели нас укусить в своих атаках. Мы заразились шовинизмом и ставкой на рабство.

Именно это они пытаются внести сюда: контроль, рабство и страх, когда одесситка на кассе в магазине боится ляпнуть что-то по-русски, потому что ее начнут там разрывать.

И ответственность за это на властях. На Путине ответственность за то, что развратил целенаправленно, а на наших — за то, что не пресекли. Позволили сойти с очень понятного миру тренда, который сделал нас частью Запада и который бы увеличивал поддержку. Превратили «Свобода против диктатуры» в противостояние имперской и провинциальной диктатур.

Хуторской путинизм. Вот что у нас началось как явление.

Хуторской путинизм — это главный соблазн Украины, и это он у нас доминирует.

Его начал строить Порошенко, а теперь вот эта вся камарилья, пользуясь травмой войны и эксплуатируя травмы несчетных детей, которым на головы падают бомбы. И это же не идеологический вопрос, всё это становится решениями в госаппарате и на поле боя. И нечего удивляться потом, почему мы до сих пор не моем ноги в Черном море и почему Подоляк с Арестовичем и Будановым не сидят и не пьют кофе в Крыму, как обещали.

Когда ширму сдернут и откроется правда про эту войну, про комплекс государственных и экономических решений, тем, кто ужаснется и поседеет за одну ночь, я говорю: мы это с собой сделали сами. Вспомните, как мы начинали. Весь мир нами восхищался. Мы гордились собой. Мы объединились.

Кто это растратил? Кто позволил разменять миллион по рублю? Мы сами и позволили. Если мы не остановимся, не дернем себя за волосы, не надаем себе по щекам, не скажем себе «хватит быть павианами» и не вернемся к тренду «свобода против диктатуры» — в том числе внутренней диктатуры, — ничего не будет. Нам конец. С уменьшающейся поддержкой Запада мы просто не вытянем, если не сменим тренд.

Опять же вернемся к антиимпериалистическому дискурсу. Мы ведь даже не шотландцы. Шотландцы были частью Британской империи, а мы создали Российскую империю и СССР. Феофан Прокопович создал империю. Это он объяснил, что династическое право можно продать, только если мы собираем православные земли, потому что Романовы не имеют права претендовать на землю Рюриковичей. Если перечислить людей, которые составили славу этой империи, типа Паскевича, полтавского помещика, абсолютного чемпиона в мировой истории по количеству взятых вражеских столиц… Кто создал Российскую академию наук? Ну и так далее.

— Алексей, знаете, мы в этом разговоре совсем забыли о Путине. Он мечтает обескровить Украину и сделать так, чтобы там нельзя было ничего построить. Чтобы там осталось нищее население, которое бы только кричало: «Сейчас нам Запад денег даст, и мы Крым вернем». Как противостоять этой стратегии Путина? Имеет ли смысл при этих вводных по-прежнему рассказывать публике, что всё хорошо?

— Тут всё очень просто. Первое: мы сражаемся с врагом, который нас сильнее, богаче и с которым заигрывают наши собственные спонсоры и партнеры, покупая его нефть и поставляя детали для его оружия. Сказать, что у этого врага выше человеческий капитал по двум параметрам: российская элита на десять голов выше украинской и война еще далеко не выиграна, а опасности к 2024 году только увеличиваются по сравнению с ее началом. Нам нужно опомниться, остановиться и начать разрабатывать стратегию против врага, который во всём нас превосходит и строит арку над нашими головами, играя с нашими спонсорами. Это подразумевает изменение стратегии по отношению к врагу.

Вместо залихватского улюлюканья про генетический мусор нам следует хорошо подумать и осознать, что мы сражаемся с врагом, который опытнее, умнее и жестче.

Затем стоит рассмотреть эту арку над нашими головами, понять природу ее существования и задать вопрос, почему западные страны ведут с ним [Путиным] переговоры, почему они не хотят его свергать и надеются договориться. Нужно понять, где мы находимся в этом мире. Возможно, нам стоит изменить подход к взаимодействию с Западом.

Понятно, что нас не уничтожат, но просто поставят перед фактом, ограничат помощь и скажут: «Эта территория не ваша. Крым не ваш. НАТО и Евросоюз — не для вас». Недавно уже было заявление одного из европейских политиков, что Украина совершенно не готова к Евросоюзу и не стоит напрасно вдохновляться этой идеей. Пока мы не вернемся к ценностям света и свободы против диктатуры и тьмы и не начнем на деле в это вкладываться, ничего не будет. Иначе повторится сценарий столетней давности, когда поссорились с поляками и были сожраны большевиками.

— Почему правительство Украины не обращается к гражданам Донбасса с призывом бежать из путинских войск и переходить на их сторону, а вместо этого говорит, что разберется с теми, кто воюет против них? Ведь это только на руку Путину, он таким образом обретает поддержку Донбасса.

— Вы видели фильм Александра Довженко «Щорс»? Я всем очень рекомендую посмотреть, потому что он там демонстрирует мастер-класс. Он борется с разнообразными врагами, и ему говорят: «Давай всех расстреляем», а он отвечает: «Нет, один перевербованный враг стоит пяти уничтоженных». Все нормальные люди знают это. А мы плодим бесконечно врагов, причем делаем их из вчерашних друзей. Из поляков, к примеру.

Есть силы, которые попытаются предложить нам вариант «прощай, Крым и Донбасс», но это не значит, что мы его примем, и не значит, что он будет реализован, но на нас будут давить по полной. Сейчас мы себя так ведем, что это в какой-то момент может оказаться и не самым плохим вариантом, потому что мы способны довести ситуацию и до худших вещей. Нам есть за что бороться, и нормальных людей у нас всё равно больше. Просто сочетание павианов с политикой властей, которая их не ставит на место, привело к тому, что они попытались сделать это цифровой общественной нормой. Еще не нормой на улицах, еще не нормой в семьях, но цифровой общественной нормой. Хотя это уже прорывается и на улицу, и в семьи, и уж точно в политику.

Американцы не видят, что у нас на улицах, но очень хорошо видят, что в политике, и для них это неприемлемо. Для них эта норма, которую мы себе установили, это всё то, против чего американцы всегда боролись. Это удар по их ценностям и идеалам. И они вместо сочувствия нам начинают заражаться отвращением.

— Главная злая воля — это Путин. С ним что делать?

— Разберемся с Путиным, поверьте. У американцев найдутся средства на него воздействовать, как и у всего свободного мира, особенно когда мы им не будем мешать это делать. Поймите, всё, что мы наговорили, лежит на плечах украинского солдата, который идет в атаку или сидит в окопе. Это мы его убиваем своей ставкой на тьму, диктатуру, невежество и ненависть друг к другу. Его убивают с одной стороны путинские, а с другой стороны — свои. Мы же воины света. Солдаты украинские идут в бой ради света и свободы, а что мы им в тылу устроили, начиная с идеологии, заканчивая коррупцией?

Больше статей о происходящем в России и в мире читайте в "Новой газете. Европа".