Именем витебского маньяка: теперь в Беларуси статья "измена государству" станет расстрельной для чиновников и военнослужащих
фото: AFP/Scanpix
Александр Лукашенко
В мире

Именем витебского маньяка: теперь в Беларуси статья "измена государству" станет расстрельной для чиновников и военнослужащих

Ирина Халип, специально для «Новой газеты Европа»

Смертную казнь для военнослужащих и чиновников в Беларуси ввели как-то очень буднично — между бюджетом и налогами. Обычное очередное заседание нижней палаты 7 декабря: все вопросы повестки дня рассмотрели, за все проголосовали. Увеличили налоги, отменили налоговые льготы, утвердили бюджет, ну и заодно расширили применение смертной казни. Теперь уже не для экстремистов — для своих.

Статья 356 УК Беларуси — «измена государству» — теперь будет дополнена. Состав преступления останется прежним: «выдача иностранному государству, международной либо иностранной организации или их представителям государственных секретов Республики Беларусь, а равно сведений, составляющих государственные секреты других государств, переданных Республике Беларусь в соответствии с законодательством Республики Беларусь, либо шпионаж, либо переход на сторону врага во время войны или вооруженного конфликта, либо иное оказание помощи иностранному государству, международной либо иностранной организации или их представителям в проведении деятельности, направленной на причинение вреда национальной безопасности Республики Беларусь, умышленно совершенные гражданином Республики Беларусь». И первая часть тоже без изменений. Дополнят смертной казнью вторую часть.

Первая часть статьи 356 — для простых смертных — предусматривает наказание от 7 до 15 лет лишения свободы. Вторая — как раз-таки для должностных лиц и тех, на кого распространяется статус военнослужащего. Им за измену положено больше — от 10 до 20 лет. Теперь сюда будет включена исключительная мера наказания — смертная казнь. Целью внесения этого фатального дополнения в УК авторы законопроекта назвали «принятие мер упреждающего характера за совершение преступлений экстремистской (террористической) направленности» и «сдерживающее воздействие на деструктивные элементы, а также демонстрацию решительной борьбы с изменой государству».

С чиновниками все в принципе понятно. Они должны себя чувствовать расходным материалом и бояться «перейти на сторону противника».

Репрессии против оппозиции ничего не дают, кроме подавления уличных протестов. Но сама оппозиция никуда не девается — напротив, количество противников власти растет прямо пропорционально градусу репрессий, а с увеличением диаспор из-за вынужденной эмиграции голос белорусов становится громче, и возможностей для лоббирования санкций против режима и помощи гражданскому обществу тоже становится больше.

Воздействовать на оппозицию трудно и, главное, бессмысленно, а вот держать чиновников на коротком поводке, чтобы даже не смотрели в сторону возможной отставки и независимости, — легко. Особенно теперь, когда смертная казнь станет реальностью. Обратите внимание: в описании состава преступления «измена государству» — оказание помощи не только иностранному государству как таковому, но и международным организациям, и их представителям в действиях, направленных на причинение вреда Беларуси. То есть любой контакт с независимым журналистом, находящимся за границей (все белорусские независимые медиа, к слову, теперь работают из Литвы, Польши, Грузии), любая встреча с западным чиновником, который голосовал за санкции в отношении режима Лукашенко, да хоть ответ на официальное письмо от международной организации — будь то Евросоюз или Amnesty International, — это уже можно трактовать как измену государству. А уж если знать, что теперь за это могут и расстрелять, — можно быть практически уверенными, что ни один чиновник теперь голоса не подаст, разве что по команде. Тем более что всякий знает: сакральной жертвой расстрелянный чиновник все равно бы не стал, узником совести не признали бы, правозащитные организации выпустили бы пресс-релизы с осуждением приведения в исполнение очередного смертного приговора. Так что для острастки высокопоставленных госслужащих — вполне логичная мера.

С военнослужащими ситуация похожая. Согласно закону «О статусе военнослужащих», к ним относятся не только кадровые военные, контрактники и солдаты срочной службы, но и резервисты и военнообязанные на сборах. А это в нынешних условиях — пороховая бочка. То есть, допустим, некий гражданский, призванный на сборы, обнаруживает, что белорусская армия готовится к войне, и передает информацию одному из «деструктивных» телеграм-каналов. Так вот, теперь за это могут расстрелять.

Выходит, что капитану белорусской армии, спецсвязисту генштаба Денису Ураду, который в марте прошлого года на дежурстве сфотографировал письмо министра внутренних дел министру обороны и отправил телеграм-каналу NEXTA, сказочно повезло: он получил за госизмену 18 лет лишения свободы. Если бы это случилось теперь — точно расстреляли бы.

Беларусь остается последним государством Европы, в котором существует смертная казнь.

Когда все бывшие советские республики после обретения независимости ввели мораторий на смертную казнь, в Беларуси продолжали расстреливать. В 1996 году Александр Лукашенко вынес на референдум вопрос «поддерживаете ли вы отмену смертной казни?». Перед тем референдумом он уволил главу Центризбиркома Виктора Гончара (спустя три года Гончар был похищен и убит) и назначил на эту должность бобруйского юрисконсульта Лидию Ермошину. Свое назначение Ермошина отработала сполна: с тех пор все президентские выборы проходили с одним и тем же результатом, да и референдумы тоже. 80 процентов белорусов, утверждали Лукашенко с Ермошиной, против отмены смертной казни. И ничего не изменилось, хотя вокруг стремительно менялся весь мир.

До недавнего времени смертную казнь предусматривали такие статьи УК, как 124, часть 2 (убийство представителя иностранного государства или международной организации в целях провокации международных осложнений или войны либо дестабилизации общественного порядка в иностранном государстве), 126, часть 3 (акт международного терроризма с применением атомного, химического или биологического оружия), 289, часть 3 (акт терроризма, совершенный группой лиц, или сопряженный с убийством человека), 359, часть 2 (убийство государственного или общественного деятеля) и 139, часть 2 (убийство при отягчающих обстоятельствах). Но в мае нынешнего года в уголовный кодекс были внесены изменения: теперь смертная казнь может применяться также за приготовление к преступлению и покушение на преступление по этим статьям.

То есть замыслил некий гражданин теракт или убийство, а потом передумал — все равно может быть расстрелян в соответствии с новыми поправками в УК.

А теперь список расстрельных статей пополнился еще и изменой государству со стороны чиновников и военных. Если через полгода появятся новые поправки, это уже можно будет считать закономерностью.

Сам Александр Лукашенко в ответ на вопросы о смертной казни всегда ссылался на волю народа: мол, это люди на референдуме проголосовали, и я не имею права отменять смертную казнь. 28 сентября прошлого года на заседании конституционной комиссии он сказал: «Я всегда говорил: я не могу подписать Указ вопреки тому, что было на референдуме. Запад это не слышал. Они слушали мою мотивацию, а потом я понимал, что они кукиш в кармане держали, просто помалкивали, а потом за глаза меня критиковали. Но согласитесь, что я поступил честно. Я не стал идти вопреки мнению народа. Хотя если бы я подписал Указ о приостановлении смертной казни, думаю, рейтинг бы мой не упал. Но я на это не пошел, понимая, что это нельзя делать. Потому что народ принял вот такое решение, сохранив смертную казнь на референдуме». 12 ноября 2019 года в Вене на вопросы журналистов о смертной казни он ответил: «Очень часто мы проводим опросы по поводу отмены смертной казни. Ничего с тех пор, как вопрос был решен на референдуме, не изменилось. Стоит ли этот вопрос сегодня выносить на референдум, чтобы получить отрицательный ответ. Думаю, не стоит». А 24 декабря того же года в интервью главному редактору «Эха Москвы» Алексею Венедиктову и вовсе сказал:

«Я считаю, что смертная казнь как предупреждение некоторым подонкам помогает держать стабильность и разобраться с бандитизмом». 

Удивительно, что смертная казнь сохранилась именно в Беларуси, ведь самый главный довод против нее — возможность судебной ошибки, той самой, которая привела к расстрелу одного невиновного белоруса, инвалидности другого и большим тюремным срокам для еще 12 человек. Речь идет о «витебском маньяке» Геннадии Михасевиче. С 1971 по 1985 год он совершил 36 убийств женщин (правда, на следствии потом признался в 43 убийствах). На протяжении почти 15 лет, пока Михасевич насиловал и убивал, следователи арестовывали, а судьи выносили приговоры невиновным людям. 41-летний Николай Тереня был расстрелян, Владимир Горелов после шести лет отсидки ослеп и был освобожден как не представляющий опасности, 12 человек получили большие сроки. В те годы начальником Витебского УВД был Мечислав Гриб. Во время съемок документального фильма «Причина смерти — прочерк» он рассказывал правозащитникам, авторам фильма, о невинных жертвах и говорил: «Человека расстреляли ни за что. И, если раньше я как-то не задумывался о смертной казни, которая была у нас на территории Советского Союза, то после этих судебных ошибок, которые мне довелось видеть своими глазами, я пришел к выводу, что это неправильно, не должен никто лишать человека жизни».

Единственный, кто публично рассказывал, как именно происходит убийство именем Республики Беларусь, — бывший начальник СИЗО №1 Минска Олег Алкаев. Именно в этом СИЗО хранится расстрельный пистолет, именно начальник этой тюрьмы является одновременно руководителем группы по приведению смертных приговоров в исполнение. Алкаев умер в сентябре, но его книга «Расстрельная команда», в которой он, во-первых, доказывает, что похищения политических оппонентов Александра Лукашенко в 1999 году были совершены «эскадроном смерти», а во-вторых, рассказывает, как происходят расстрелы, не только остается актуальной, но и несомненно будет одним из доказательств на будущем суде — возможно, международном. Вот как Олег Алкаев описывал смертную казнь в своей книге:

«После доставки осужденных в пункт исполнения приговора их размещают под усиленной охраной в специально оборудованной камере. Когда «объект» полностью подготовлен к исполнению приговора, в специальном кабинете, смежном с помещением, где непосредственно производится расстрел осужденных, за небольшим письменным столом занимают свои места: прокурор, руководитель специальной группы (начальник СИЗО) и представитель МВД. На столе находятся личные дела осужденных. Руководитель группы называет фамилию, и первого осужденного приводят в кабинет.

Согласно инструкции, прокурор задает осужденному вопросы, уточняющие его анкетные данные. Убедившись, что перед ним находится именно тот человек, личное дело которого находится у него в руках, прокурор объявляет ему, что его ходатайство о помиловании, направленное на имя президента Республики Беларусь, отклонено, и что в отношении его приговор будет приведен в исполнение. Осужденный, находящийся в этот момент на грани почти что полного безумия, превращается в покорное, безропотное существо, практически не понимающее, что происходит.

После последних слов прокурора руководитель специальной группы подает команду своим подчиненным об «этапировании» приговоренного к расстрелу. Осужденному завязывают повязкой глаза, чтобы он не ориентировался в пространстве, и уводят в соседнее, специально оборудованное помещение, где его уже ожидает исполнитель с пистолетом наготове. По сигналу исполнителя двое сотрудников перед специальным щитом — «пулеуловителем» опускают осужденного на колени, после чего исполнитель стреляет ему в затылок. Смерть наступает практически мгновенно. Вся процедура казни, начиная с момента объявления указа президента об отказе в помиловании, до выстрела в голову, длится не более двух минут. Поэтому могу утверждать, что в этот момент осужденный абсолютно не соображает, что с ним происходит, и смерть приходит к нему внезапно. Конечно, после объявления прокурора об отказе в помиловании он испытывает сильнейший стресс, понимая, что его казнят, но он думает, что все-таки это будет не сейчас и не здесь, так как явных признаков того, что это произойдет здесь и немедленно, он не видит. И именно это дает ему надежду на то, что он ещё немного проживет. Хоть день, хоть час, хоть пять минут, но поживет.

За время моей работы в должности начальника СИЗО и руководителя специальной группы было казнено сто тридцать четыре человека, приговоренных к смертной казни. Из них было только четверо, которые, судя по их поведению и способности произносить осмысленные слова, понимали, что они сейчас умрут и ушли из жизни в нормальном сознании…

Итак, казнь состоялась. Врач фиксирует наступление биологической смерти. Прокурор, руководитель специальной группы и врач подписывают, как правило, заранее составленный акт о приведении в исполнение смертного приговора. Этот акт является главным учетным и отчетным документом, на основании которого в последствии делаются соответствующие справки для суда, вынесшего смертный приговор, и органов ЗАГС для оформления свидетельства о смерти.

Обычно партия расстреливаемых осужденных составляет от трех до пяти человек, но иногда бывают и одиночные исполнения смертных приговоров. Все зависит от того, как работает Комиссия по помилованиям при президенте и, естественно, сам президент. После расстрела осужденных, их тела упаковывают в полиэтиленовые мешки и производят захоронение. Поскольку места захоронения тел казненных являются тайной, я больше ничего на эту тему говорить не буду».