Люди, которые держат плашку. Монологи иноагентов, которые остаются в России несмотря на ужесточение законов против них

Несколько месяцев назад также был принят законопроект, согласно которому вместо четырех уже существующих реестров иностранных агентов — СМИ, физических лиц, незарегистрированных организаций и НКО — будет использоваться один общий реестр. Кроме того, появится новый реестр для лиц, «аффилированных с иностранными агентами»: к ним будут относить учредителей, руководителей, членов, участников или работников организации, объявленной иноагентом. По утверждению депутатов, на аффилированных физических лиц не будут распространяться требования и ограничения, установленные для иноагентов — то есть им не нужно будет предоставлять ежеквартальные отчеты, маркировать свои материалы и сообщения, а также другие ограничения.

Но при этом, для признания иностранным агентом, согласно новой редакции закона, уже даже не обязательно получать иностранное финансирование — достаточно просто «находиться под иностранным влиянием» и заниматься в России «политической деятельностью, сбором сведений в области военной, военно-технической деятельности или распространением сообщений и материалов для неограниченного круга лиц». А под иностранным влиянием чиновники подразумевают «предоставление иностранным источником лицу поддержки или оказание воздействия на лицо, в том числе путем принуждения, убеждения или иными способами».

Помимо этого, с 1 декабря для людей, признанных иностранными агентами, будут установлены и новые запреты. Юрист Павел Чиков обратил внимание на то, что 23 ноября Госдума во втором чтении приняла поправки сразу в 40 федеральных законов. После их окончательного принятия Минюст получит право истребовать справки о счетах иноагентов и операциях по ним, сведения о бенефициарных владельцах у юрлиц-иноагентов, а также сведения о номерах банковских счетов указанных лиц. На сайте Министерства юстиции также будут публиковать дата рождения, номера ИНН и СНИЛС иностранного агента.

В то же время иностранным агентам запретят вести просветительскую и образовательную деятельность среди несовершеннолетних, а также преподавать в государственных и муниципальных образовательных организациях.

Созданные иноагентами материалы уравняют с порнографией и наркотиками, что означает, что они должны будут сопровождаться маркировкой «18+» и смогут продаваться в местах, недоступных для детей, и только в запечатанной непрозрачной упаковке. В общедоступных библиотеках сотрудники смогут требовать у посетителей паспорт, а сами материалы должны будут размещаться в закрытых и находящихся под контролем сотрудников библиотеки.

Также иноагентам будет запрещено организовывать публичные мероприятия, быть членом избирательной комиссии и участвовать в конкурсах на получение контрактов и закупок. Сохраняется и административная и уголовная ответственность для иностранных агентов: штрафы по административным делам могут составить до 50 тысяч рублей для физических лиц и до пяти миллионов — для СМИ, а максимальное наказание, которое грозит по статье 330.1 УК, составляет 5 лет колонии.

С 1 декабря для иностранных агентов меняется практически все: от плашки «ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ…» до реестров, в которые теперь их будут помещать. Многие из получивших этот статус людей уже покинули страну, но некоторые из них еще остаются в России и даже продолжают публично рассказывать о происходящем в стране после начала войны. «Новая газета Европа» собрала монологи нескольких оставшихся иностранных агентов.

Борис Кагарлицкий, историк, социолог и главный редактор интернет-журнала «Рабкор»

Кагарлицкого внесли в реестр СМИ-иноагентов в мае этого года — в один день с политиками Владимиром Миловым и Любовью Соболь, а также с рэпером Алишером Моргенштерном. Несмотря на признание, социолог решил остаться в России и продолжил высказываться о политических событиях. 

После признания меня иноагентом мне звонили очень многие люди и поздравляли. Расчет [Минюста] был, видимо, на то, что все будут держаться подальше от иноагентов, но получилась обратная ситуация, когда все радостно звонят и хотят общаться. В то же время я вижу, что некоторые медиа, которые лояльны действующей власти, перестали брать у меня интервью, потому что им запрешают их редакторы. Хотя, к моему удивлению, [телеграм-канал] «Незыгарь» продолжает печатать мои комментарии. Получается, даже среди официального пула изданий тоже по-разному реагируют. Ну и мне пришлось уйти из РАНХиГС, но ничего страшного. Люди там после возбуждения уголовных дел [в том числе против ректора РАНХиГС Владимира Мау] были в таком шоке, что всех иноагентов, которых там было много, потихоньку вычистили — без скандалов, без особых неприятностей. Я остался преподавать в Шанинке, что для меня более важно, там мне никаких претензий не высказывали. Пока не знаю, как новые поправки [о запрете просветительской деятельности для иноагентов] скажутся на моей работе, потому что у меня нет несовершеннолетних студентов, а запрет касается только их.

Реальная проблема — это то, что нужно всюду выставлять плашку. В нескольких случаях я или коллеги не поставили ее сразу, а Роскомнадзор меня подловил и составил административные протоколы.

Я тогда думал, что есть человек, который каждое утро просматривает мои социальные сети, читает все мои статьи, но меня разочаровали, сказав, что это делает робот.

В результате мне уже несколько раз прилетали протоколы, было несколько судов, где мне выкатили штрафы, которые я теперь оспариваю. Пока они не вступили в силу, посмотрим, что будет, когда вступят. Жизнь — борьба, короче.

Когда прилетел очередной штраф, я почувствовал себя довольно странно: одно дело, когда борешься с могущественным злом, но я чувствую, что отбиваюсь от мошкары. Штрафы — это крайне неприятно, особенно если это повторяется снова и снова, но при этом они не воспринимаются, как что-то очень страшное. Новые правила об опубликовании ИНН и СНИЛС вообще нарушают законы Российской Федерации, то есть господин премьер-министр и другие люди из Минюста и Роскомнадзора выступили грубыми нарушителями российского законодательства, поскольку закон о персональных данных не отменяли. По существу, это преступление. Кажется, вся стратегия властей [заключается] в том, чтобы постоянно подталкивать нас уехать, а тем, кто уехал, намекать, чтобы они ни в коем случае не возвращались. Но я решил, что нарочно не буду пересекать границы России, поскольку не хочу им доставлять удовольствие говорить, что я сбежал. К тому же, были случаи, когда люди уезжали и им выкатывали более серьезные обвинения, чтобы они не возвращались. Так что пришлось стать невыездным — неприятно, но это мое решение. И пока я не вижу причин, которые вынудили бы меня покинуть страну.

Алексей Петров, краевед из Иркутска и региональный координатор движения по наблюдению за выборами «Голос»

Алексея Петрова внесли в реестр СМИ-иноагентов в сентябре прошлого года вместе с двадцатью другими региональными координаторами движения «Голос». 

Я получил статус иностранного агента в сентябре прошлого года, как активист движения «Голос». Я человек, без ложной скромности, достаточно известный в Иркутске и стал первым иноагентом в городе. Также я самый известный в Иркутске краевед и экскурсовод. Когда я провожу экскурсии, то сначала читаю 24 слова про иностранного агента, а потом начинаю рассказывать, как локальную родину любить. В этот момент люди просто смеются и аплодируют. Но я стал достаточно токсичным для органов управления и власти, которых я очень хорошо знаю. Меня уволили с гостелеканала, где у меня была авторская передача (Петров вел программу «Время вопросов» на иркутском телеканале АИСТ, сейчас выпусков с ним нет на странице передачи — прим. ред.). АИСТ — региональная телекомпания, где 60% акций принадлежит правительству, 40% — частные. Каждую среду у меня был прямой эфир. До Нового года меня еще подержали, а потом в силу разных причин попросили уйти.

Еще я, например, не могу после признания пользоваться своими банковскими карточками, потому что если я кому-то переведу деньги, непонятно, что потом может быть с этими людьми. Многим, кто со мной общается, кажется, что все осталось как прежде, но на душе как будто кошки скребут. Это тяжело. Сейчас в воздухе есть общая нервозность, и она, конечно, отразилась на жизни. Как будто поменялось абсолютно все, хотя за этот год и страна полностью поменялась. Было очень печально ходить по судам, потому что я руководитель многих некоммерческих организаций и знаю многих чиновников иркутского Минюста. И на заседаниях по оспариванию моего иноагентства были люди, которые знают меня 20 лет и которые не поддерживали то, что написали московские юристы, но все равно это озвучивали.

Нельзя сказать, что за мной бегают, следят — я такого повышенного не чувствую. Но из-за того, что я сейчас каждый свой пост в социальных сетях сопровождаю 24 словами, стало очень много жестких, эмоциональных комментариев о том, что я очередной агент, что я продался. Всем кажется, что я американский шпион. Штрафов у меня пока не было, потому что я везде упоминаю эти 24 слова. Но у меня же еще одна некоммерческая организация, учредителем которой я выступаю, она тоже стала иностранным агентом из-за меня — иркутский «Союз библиофилов». Мало того, что у организации не было никаких иностранных денег, так еще и весь этот год мы выполняли губернаторский грант. То есть я был иностранным агентом и исполнял губернаторские грант, потому что я выиграл его и получил деньги через три дня после того, как нас признали иностранным агентом. Мне кажется, это единственный случай в России, когда я стал иноагентом, как физлицо, но при этом пострадала ни за что и организация, руководителем которой я являюсь.

У меня есть много разных проектов, которые в том числе подавались на различные губернаторские гранты. Мне пришлось уйти со многих постов, но когда подавали заявку уже другие люди, им все равно сказали, что за всем этим стоят «уши Петрова». Мы всегда подавали заявки и получали высшие баллы, но в последний раз наш проект получил меньше всего баллов. То есть чиновникам просто сказали не давать нам денег.

Более того, «Голос», где я был активистом, — одна из самых приличных организаций. В Иркутской области никогда не было никаких вопросов к «Голосу». Я даже получил благодарность от избиркома в Иркутске за свою работу. Я кандидат политических наук, комментировать выборы — это моя профессия. Минюст и прочие товарищи в погонах и без погон пытаются мне запретить мою профессию. Но я не хочу уезжать. Пусть уезжают они. Во-первых, я себя не считаю иностранным агентом, и мне здесь хорошо. Я люблю свой город, хочу жить в своей стране. Чаще всего уезжают, когда светит уголовная ответственность или появляется беспокойство о судьбе близких людей. Я стараюсь об этом не думать.

Юлия Галямина, политик

Галямину внесли в реестр СМИ-иноагентов в сентябре этого года. В декабре 2020 года ее приговорили к двум годам условно по «дадинской» статье якобы за неоднократное нарушение проведения массовых мероприятий. Через несколько месяцев после приговора Юлию исключили из числа муниципальных депутатов Москвы. Сейчас она продолжает заниматься политической и просветительской деятельносью, в частности среди студентов. 

Иноагентство особо ни на что не повлияло: ну так, когда хотят уколоть, говорят, что иноагентам слова не давали, а люди, которые уехали из России, задают вопросы о том, не стыдно ли мне ставить плашки. На занятие политикой иноагентство тоже особо не повлияло: тем, кто приходит на мои встречи, все равно на это. Я даже в Совет депутатов вхожу и там никто не боится общаться со мной, в том числе депутаты от «Единой России». Пока и особого давления я не чувствую, штрафов тоже пока не получала. Мне кажется, у [Минюста] есть свой список людей, по которому они всех по очереди признают иноагентами. Меня признали в сентябре, но я даже не думала, почему именно сейчас, если честно, потому что есть более важные дела. Вот иноагентские плашки, которые я вынуждена ставить, привели к тому, что люди стали отписывать, потому что плашки очень сильно спамят. Иногда приходится ее ставить отдельным постом, из-за чего подписчикам телеграм-канала приходят уведомления.

Проблем в новых правилах о публикации ИНН и СНИЛС я не вижу, эти данные — секрет Полишинеля. Все мои данные можно узнать, мне можно позвонить, высказать свое мнение. От этого у меня ничего не изменится. При желании можно любые данные найти, а без желания никто и не будет этим заниматься. Единственное, беспокоит появление аффилированных лиц, потому что непонятно, что это значит и как это будут использовать. Хотя и без закона можно было все что угодно делать. Всё дело в том, что они настолько разрушили [законодательную и судебную] систему, что кто угодно может без всяких законов сделаться кем угодно. И я даже не думаю об уголовном деле, потому что это уже от меня не зависит, будет она или нет. Все зависит от того, какую стратегию в отношении меня выберут власти. Поэтому я делаю то, что могу, и стараюсь ничего не нарушать. А о том, на что я не могу повлиять, стараюсь не думать. Зачем тратить свои ресурсы?

Меня все спрашивают, почему я осталась в России… Ну блин. Знаете, это как спросить — почему вы едите еду, почему гуляете на свежем воздухе, почему спите? Потому что я по-другому не могу. У меня тоже есть некоторые болезненные точки, давление на которые может заставить меня уехать. Никогда не говори никогда, потому что это глупо. Но болезненной, так сказать, для меня будет и эмиграция. Я считаю, что для меня это один из худших сценариев в жизни. Мне интересна политика, я считаю это своей миссией. Это моя жизнь. Когда же еще этим заниматься, если не сейчас?

По-моему, оставаться в России — это естественно, а вот уезжать — нет. Я еще понимаю тех, кому грозит уголовное дело, но почему уезжают те, кому оно не грозит?

Я лично считаю, что глупо поддаваться на давление властей, тем более, когда еще ничего не случилось. Мы с таким уровнем смелости далеко не уедем. Но люди слабы и имеют право на это. Я только не очень понимаю, зачем оставшимся задают вопросы о том, не хотят ли они уехать — как будто давят не только власти, но и гражданское общество. Мне кажется, что естественно находиться на родине и делать что-то внутри, особенно для политика, потому что только тут мы и нужны. И на мой взгляд, убегать из своей страны гораздо более унизительно, чем просто поставить иноагентскую плашку. Да, это очень неприятно и не красит наше государство, но это плата за возможность иметь свое мнение и делать то, что хочешь.

Михаил Беньяш, адвокат из Краснодара

Адвоката Беньяша внесли в реестр физических лиц-иноагентов недавно — в конце октября этого года. Министерство юстиции считает, что он осуществлял политическую деятельностью в пользу Украины. Несколько лет назад его же оштрафовали по уголовному делу о нападении на полицейского: якобы перед протестной акцией в сентябре 2018 года адвокат оказал сопротивление сотрудникам МВД. Позже приговор в отношении Беньяша отменили, а дело направили на новое рассмотрение. 

Я не знаю до сих пор, почему меня признали иноагентом. До меня доходили сплетни о том, что мной интересуются, думал, что готовят новое уголовное дело, но меня это как-то не волновало. От Украины денег я не брал. У меня есть там дальние родственники и хорошие знакомые, свою позицию по отношению к войне я высказывал неоднократно — думаю, это не секрет. Но этого должно быть недостаточно для признания меня иноагентом. Думаю, просто в каждом регионе есть разрядки отработать какое-то количество иностранных агентов.

После признания, скажем так, количество выгодных коммерческих предложений несколько изменилось. Их стало меньше, очевидно, что это происходит из-за иноагентства — все всё понимают. В последнем процессе по страже, например, зал просто набили конвойными: то ли боялись, что подсудимый сбежит, то ли боялись меня, адвоката. Ко мне теперь в судах относятся теперь с осторожностью, это видно. Изменилось даже то, как со мной разговаривают: теперь процеживают слова, меняют тональность. В первые дни после признания я оторопел, откуда ко мне такое пристальное внимание, потому что я не соответствую уровню других людей в списке, а потом привык. Ко мне раз в год приходят с обыском, поэтому ощущение безопасности и так снижено. Об уголовном деле по статье об иноагентстве я не думаю, потому что, во-первых, его могут завести на кого угодно, во-вторых, я законопослушный гражданин и ничего не нарушаю. А мои персональные данные давно уже слил в интернет канал «Предатели Кубани», поэтому мне это абсолютно безразлично. Мне плевать. Оперативные сотрудники и так знают, где я живу, они ко мне уже приходили дважды с обыском. В какой-то степени изменения в частности публикации персональных данных я даже считаю правильными, потому что в списке много людей с распространенными фамилиями, а ИНН поможет различать их.

У меня нет ощущения, что кольцо врагов сжимается, а я самый главный враг народа и меня сейчас посадят. Я думаю, что виновата безумная и бесчеловечная российская бюрократия. Я не занимаюсь политикой, а защищаю людей, как адвокат. Мои подзащитные занимались политикой, но нельзя ставить знак равенства между занятием политикой и защитой. Мне кажется, правильнее спрашивать у тех, кто уехал, почему они уехали, а не остались. Я родился и живу в России, у меня тут семьи и подзащитные, мне тут комфортно. Если мне будет комфортнее в другой стране, то я туда уеду, но пока такого нет. В отношении меня тут до сих пор рассматривают уголовное дело, а я пообещал коллегам, что никуда не уеду, пока его не рассмотрят. И я люблю путешествовать, но собираюсь жить в России. Тут прикольно. Пока у меня нет желания уезжать. Когда мне поступали угрозы разного характера, я даже тогда не хотел уезжать. России нужны люди, которые остаются здесь. Я не верю, что можно что-то поменять из-за границу, потому что ее меняют те, кто остается внутри. Миллионы остающихся хороших людей делают свою работу, а совокупность их микроусилий потихоньку что-то меняет.

Больше статей о происходящем в России читайте в "Новой газете. Европа".