Франкенштейн в юбке. Планета монстров Патриции Пиччинини
фото: пресс-материалы
Стиль жизни

Франкенштейн в юбке. Планета монстров Патриции Пиччинини

Елена Власова

Otkrito.lv

53-летняя австралийская художница и скульптор ПАТРИЦИЯ ПИЧЧИНИНИ создает причудливых персонажей, вызывающих широкий спектр эмоций – от удивления до неприязни, от умиления до рвотных позывов. При этом лейтмотивом своего творчества она считает тему любви. Ее недавняя выставка в датском музее современного искусства ARKEN так и называлась – «Мир любви».

фото: Hilary Walker
Патриция Пиччинини на фоне своей работы «Родственники»
Патриция Пиччинини на фоне своей работы «Родственники»

Патриция – не единственный автор, фокусирующийся в своем творчестве на изображении монстров. Подобными персонажами, напоминающими не то пришельцев из других миров, не то жертв генных модификаций, обильно заселена современная массовая культура – анимация, комиксы, кинематограф. Но, в отличие от всей этой поп-жути, которую мы близко к сердцу не принимаем, работы Пиччинини нас почему-то глубоко трогают. Попытаемся разобраться почему.

Пиччинини работает в разных техниках – от цифровой фотографии и видео до инсталляций. Но всемирную известность ей принесли именно скульптуры в жанре гиперреализма. Первый громкий успех пришел к ней в 2003 году, когда Патриция представляла Австралию на 50-й Венецианской биеннале. Тогда ее коллекция монстров всех мастей вызвала бурную дискуссию о том, что нас ждет в будущем и куда нас могут завести биотехнологии.

Столь сильное воздействие на зрителя скульптуры Пиччинини производят потому, что выполнены невероятно правдоподобно – вплоть до мельчайших морщинок и складочек, волосков и пор на коже. Они «реальнее самой реальности», выражаясь словами отца философии постмодерна Жана Бодрийяра. Да уж, мадам Тюссо такое и не снилось… Этот гиперреализм стал возможным благодаря появлению новых материалов и технологий. Для производства своих скульптур Патриция использует силикон, стекловолокно и человеческие волосы, а ее творческая мастерская напоминает небольшой научно-исследовательский институт.

В жанре гиперреализма сегодня работают многие авторы, в том числе и соотечественник Патриции, выходец из Австралии Рон Мьюэк, когда-то прославившийся тем, что вылепил с натуры скульптуру своего умершего отца. Вообще, оценки этого сравнительно молодого вида искусства диаметрально противоположны и часто категоричны: одни считают, что гиперреализм – это начало грандиозного краха культуры, а другие, наоборот, видят в нем абсолютно новое видение, путь для дальнейшего развития искусства. Как бы там ни было, работы скульпторов-гиперреалистов сегодня пользуются огромной популярностью и регулярно выставляются в лучших музеях мира. Но даже в этом ряду Патриция Пиччинини стоит особняком.

фото: пресс-материалы

Говоря о ее работах, часто употребляют термин «биопанк». Большинство героев Пиччинини выглядят, как устрашающие мутанты. Это вам не безобидный Чебурашка и не милый Добби из «Гарри Поттера». Тут, скорее, на ум приходят жутковатые образы из фильмов Дэвида Кроненберга. «Взрыв мозга», «больная фантазия», «извращение» – вот типичные отзывы зрителей, посетивших ее выставку. Все правильно: скульптуры Пиччинини – это зеркало наших скрытых страхов и ночных кошмаров, которые хочется поскорее забыть. И все-таки отвращение и брезгливость – не единственные эмоции, которые вызывает у нас ее творчество. Тут все гораздо сложнее.

фото: пресс-материалы
Пара, 2018
Пара, 2018

…В постели, тесно прижавшись друг к другу, лежат два разнополых монстра. Он, утомленный соитием, блаженно спит. Она, обнимая любимого, печально глядит в пространство. В качестве подзаголовка к этой скульптуре «Пара» (2018) вполне подошел бы латинский афоризм Omne animal post coitum triste est («Каждое животное после соития испытывает грусть»).

фото: Graham Baring
Молодая семья, 2002
Молодая семья, 2002

А вот какое-то свиноподобное создание со своими новорожденными детенышами («Молодая семья», 2002) – прямо-таки гимн материнству! Или другая работа («Утешитель», 2010) – девочка, с головы до ног покрытая шерстью (уж не дочь ли снежного человека?) ласково баюкает младенца-мутанта.

фото: пресс-материалы
Утешитель, 2010
Утешитель, 2010

С точки зрения нормальной, человеческой этики, все эти персонажи – настоящие уроды. Но кто сказал, что мы – это норма? И почему, глядя на этих монстров, мы испытываем чувство нежности? Пожалуй, лучше всего работы Пиччинини охарактеризовал один критик: «Это поиск любви на обломках мира, который обезумел от людей, возомнивших себя богами».

фото: пресс-материалы
Схватка, 2017
Схватка, 2017

Справедливости ради нужно сказать, что Патриция изображает не только представителей биологических видов, пусть даже пока еще неизвестных науке. Она оживляет и абсолютно неживую материю. Одна из ее ранних скульптур «Грузовики-младенцы» (1999) представляет собой два тщательно проработанных эмбриона 18-колесных грузовиков, разукрашенных в розово-голубые цвета. Пиччинини писала об этой работе: «Как и все новорожденные, эти грузовики милые и отталкивающие». В работе «Схватка» (2017) один мотоцикл набрасывается на другого подобно тому, как голодный волк вцепляется в горло оленю.

фото: пресс-материалы

Но чаще всего Патриция показывает нам взаимоотношения человека и, извините за грубое слово, биомассы (уверена, что сама Патриция была бы против такого термина – она в своих монстрах видит индивидуумов). И это не война двух миров, а, наоборот, попытка сближения. Сентиментальный мотив, когда-то затронутый Стивеном Спилбергом в фильме «Инопланетянин», у Пиччинини доходит до устрашающих глубин. Художница уверена, что человек, если только он не загрубел душой, способен полюбить кого угодно – даже если у этого «кого-то» восемь лап, зубы на спине или задница вместо лица. Ведь любим же мы лысых кошек и странных собак, выведенных селекционерами. А что если в будущем нашими домашними питомцами станут еще более причудливые создания? Вот художница и пытается выяснить, насколько «чужому» позволено отличаться от нас, чтобы мы признали его «своим».

фото: пресс-материалы
Связь, 2016
Связь, 2016

«Мои персонажи, с одной стороны, отталкивающие и неприятные, а с другой, беззащитные и трогательные, вызывающие эмпатию, – говорит Патриция Пиччинини. – Я намеренно создаю это двоякое ощущение – оно заставляет зрителя размышлять. Ведь то, что мы видим в Голливуде, как правило, однозначно. Это либо милые и забавные инопланетяне, которых мы хотим превратить в игрушки, либо гротескные монстры, которые должны быть уничтожены».

Когда Пиччинини говорит об эстетических предпосылках своего творчества, то чаще всего она называет два имени. Во-первых, это француз Шарль Лебрен, придворный художник Людовика XIV, который на досуге, в свободное от декорирования Версаля и создания парадных портретов время рисовал жутковатых человекообразных монстров. «Для меня образы Лебрена очень хорошо стыкуются с современным понятием о генетической связи между всеми живыми существами. Ведь ДНК человека содержит много общего с ДНК, например, медведя или попугая. В этом смысле у нас с ними гораздо больше сходств, чем различий», – говорит Патриция.

фото: пресс-материалы

Второй источник ее вдохновения – шедевр готической литературы, легендарный роман Мэри Шелли «Франкенштейн». В массовом сознании имя Франкенштейн закрепилось за монстром, хотя в романе так звали его создателя, ученого Виктора Франкенштейна, который из частей трупов смог создать живое существо. Отвергнутый людьми, монстр начал творить свои злодеяния. «Для меня книга Мэри Шелли – это размышление об ответственности за тех, кого мы создаем, – говорит Пиччинини. – Она не о монстре, а о гуманизме».

фото: пресс-материалы

Помимо искусства и литературы, Патрицию интересует и наука. Интерес к ней у художницы возник еще в подростковом возрасте – благодаря печальным обстоятельствам. Ее мать заболела раком, и 13-летняя девочка начала штудировать научные труды, чтобы понять, как ее спасти. Увы, спасти мать не удалось, хотя она прожила еще десять лет, однако привычка интересоваться научными открытиями осталась у Патриции на всю жизнь. В одной из своих ранних работ «Белковая решетка» (1997) она обращается к эксперименту хирурга Джея Ваканти и микроинженера Джеффри Боренштейна, которые в 1997 году вырастили человеческое ухо на спине у мыши. Именно такого монстра держит на руках героиня этой работы, а вся композиция напоминает знаменитый «Портрет дамы с горностаем» Леонардо да Винчи.

Пару лет назад Патриция совместно с ведущими хирургами по травмам и экспертами по расследованию автокатастроф создала скульптуру человека, способного выжить в автомобильной аварии (проект был создан в рамках кампании за безопасное вождение в Австралии). Впрочем, назвать этого персонажа человеком, несмотря на угадываемые мужские черты, язык не повернется. У него практически нет шеи, толстый череп с выпирающим вперед лбом, плавно переходящий в туловище, ребра, доходящие почти до подбородка, и многочисленные кожные складки на груди, выступающие в качестве подушки безопасности. Да уж, не хотелось бы быть таким «сверхчеловеком»…

При этом никаким экспертом в науке Патриция себя не считает. «Я не разбираюсь в квантовой физике и не умею читать ДНК. Я вообще не знаю, как все это работает, – я просто в это верю. Верю ученым так, как люди когда-то верили священникам. И точно так же, как рассказы священников вдохновляли художников эпохи Возрождения, так и меня вдохновляет наука, рождающая современные мифы и легенды. Это тот каркас, на котором можно строить истории о том, что творится в душе у человека».

Какой же месседж вкладывает художница в свои работы? Страх перед будущим? Предупреждение о последствиях генной инженерии? «Я не из тех художников, которые точно знают, что хорошо, а что плохо, – говорит Пиччинини. – Понятно, что биотехнологии никуда не денутся, они будут стремительно развиваться, и нам волей-неволей придется разбираться с их этикой. Свою работу я вижу как катализатор этого процесса. Но я не вправе давать оценки. Вот сейчас в Китае создали генетически модифицированную овцу, которая производит "рыбий жир" (в геном овцы был введен ген, способствующий созданию в организме жирных кислот, подобных тем, что содержатся в лососе. – Прим. ред.). Если подобные вещи сделают нашу жизнь лучше и удобнее, то почему бы и нет? Но мне интересно, действительно ли это достаточно веская причина, чтобы изменить природу. Овца ведь не может задавать подобных вопросов, поэтому это должны делать мы».