Андрейсала - магическое место. Интервью с куратором Рижской биеннале Ребеккой Ламарш-Вадель

Дочь художницы и искусствоведа, выпускница Сорбонны, в свои 33 года Ребекка успела поработать в Германии и Франции, Голландии и Мали. Ребекка организовывала выставки в престижных музеях и на заброшенных фабриках, в шикарных дворцах и старых бассейнах. Семь лет она занимала пост куратора парижского Palais de Tokyo, где провела самую посещаемую выставку в истории музея – аргентинца Томаса Сарацено.

Концепция, которую Ребекка предложила для Рижской биеннале, строится вокруг понятия re-enchantment («новая зачарованность»). В мире, где все говорят о грядущей катастрофе и неизбежном апокалипсисе, нужно искать новые способы переосмысления себя и своих отношений с окружающими. Именно искусство должно отвлечь нас от мрачных мыслей и заставить по-новому очароваться миром. Эта концепция была придумана Ребеккой еще задолго до эпидемии коронавируса, но сегодня, когда мир пережил столь драматичные события, она кажется не только актуальной, но даже провидческой.

Пандемия сильно ударила по всем сферам жизни, в том числе и по искусству. Многие мероприятия отменены, и это просто чудо, что RIBOCA2 смогла вообще состояться – пусть и в новом, несколько измененном формате. Но скажите, есть ли в пандемии хоть что-то позитивное?

Пандемия помогла нам понять, что искусство – это не витание в облаках, что оно неотделимо от жизни. Многие художники сегодня задаются вопросами о смысле бытия, о роли человека на планете, о наших взаимоотношениях с окружающей средой, о том, как хрупка наша жизнь. Вирус помог нам лучше понять и осознать мир, в котором мы живем, и то же самое делает искусство.

Сегодня часто подвергается критике сам формат биеннале. Критики описывают этот процесс как «биеннализацию» и обвиняют организаторов различных мировых выставок в поверхностности, пренебрежительном отношении к художникам и обесценивании искусства как такового. Что вы могли бы на это ответить?

Я считаю, что сама по себе идея биеннале хорошая. Проблема в том, что все биеннале сегодня кажутся похожими друг на друга. Куда бы вы ни приехали, вам предлагают одинаковые пространства, одних и тех же художников, очень предсказуемый формат. Я же считаю, что каждая биеннале должна отражать конкретный город, конкретное «здесь и сейчас». А это значит, что нужно искать необычные пространства и выходить за пределы зоны комфорта. Именно это я и хочу сделать в Риге.

Что вы знали о Латвии до того, как вам предложили стать куратором RIBOCA2?

С Латвией меня связывает довольно личная история. Один из моих дедушек родился в Риге, его детские годы пришлись на войну. Он многое рассказывал нам о том времени, о своем детстве. Вот почему мне было так интересно увидеть все это своими глазами. В последние два года в Ригу я езжу регулярно. И не только в Ригу. Многие недели я провела во всем Балтийском регионе, общаясь с местными художниками. Выбирая площадку для биеннале, я отсмотрела очень много мест, облазила, наверное, все рижские пустыри и заброшенные здания. И в конце концов мы выбрали Андрейсалу – совершенно магическое место, которое выглядит, как декорации к фильмам Тарковского, и в котором прошлое перекликается с будущим. Андрейсала – это не только атмосфера, это еще и масштаб. Нигде в мире вы сегодня не получите 20 гектаров земли для проведения выставки. А в Риге это оказалось возможным.

Девизом RIBOCA2 стала строчка из стихотворения Мары Залите «…и вдруг все расцвело». Означает ли это, что вы против пессимистического взгляда на мир? 

Мы живем в эпоху, когда будущее представляется нам абсолютно туманным, учитывая угрозу всевозможных кризисов – финансовых, экологических, гуманитарных. Модель поступательного развития общества уже не работает. Мы потребляем слишком много природных ресурсов, и мир уже не может дать нам столько, сколько мы от него хотим. Рухнула идея о том, что в центре всего находится человек. Теперь мы понимаем, что на самом деле мы являемся лишь частью чего-то большего, частью некой глобальной сети. Ответ на вопрос «Как жить дальше?» нам не дают ни политики, ни экономисты. Единственные, у кого есть некий альтернативный сценарий будущего, – это художники. Вот почему их роль в современном мире важна, как никогда ранее.

Вы родились во франко-немецкой семье. Как на вас повлияла эта мультикультурность?

Моя семья, как и многие подобные, имеет очень специфическое наследие – в наших генах живет чувство опасности, чувство, что все может рухнуть в один момент. Вот почему для меня всегда были актуальны темы, связанные с принудительной миграцией, смешанным культурным наследием, сотрудничеством между нациями. Моя бабушка, попавшая из Польши в Германию, во время войны потеряла абсолютно. Для меня она является образцом стойкости. Мне хочется верить, что в любых обстоятельствах люди способны оставаться людьми, что они могут уживаться и договариваться друг с другом.

Самое яркое воспоминание вашего детства?

Я росла в деревне, в полной изоляции от других детей. Играть мне было не с кем, поэтому я сама должна была себя развлекать, придумывать различные игры и истории. Мой детский опыт – это, с одной стороны, интересные приключения, а с другой – чувство одиночества. Плюс я очень часто болела и много времени проводила в больницах. Наверное, поэтому мне теперь так нравится общаться с художниками – они предлагают мне иную, более интересную и яркую картину мира. Все мои коллеги и друзья – художники, муж тоже художник.

Некоторые из проектов биеннале напоминают скорее научные исследования – так, например, работа француженки Маргерит Юмо, которая изучает эффект влияния глобального потепления на жизнь животных. Не боитесь ли вы, что подобные проекты будут для публики слишком высоколобыми, скучными?

Ну, это же все-таки не наука, а искусство – Маргерит сотрудничает с учеными, но включает свое творческое воображение. Она смотрит на мир с интересом и любопытством, а это в принципе не может быть скучным. Вкратце ее идея заключается в том, что животные теперь могут осознавать свое собственное вымирание и поэтому развивают некие ритуалы, своего рода религию. Скажем, погребальные ритуалы у слонов или практика самоубийств у дельфинов. Раньше нам казалось, что на подобное способны только мы, люди. Как эгоцентрично…

В каких городах мира сегодня находится эпицентр художественной жизни?

Мехико, Лос-Анджелес, Афины, Лиссабон… В последнее время статус арт-столицы возвращает себе и Париж – впервые с начала XX века. Сюда едут музыканты, художники, дизайнеры, диджеи… Я думаю, что и у Риги есть все шансы на то, чтобы стать такой горячей арт-точкой на карте мира. У вас есть для этого все – великолепные пространства, история, душа и очень давние артистические традиции.

В каком самом необычном месте вам приходилось устраивать выставку?

В полностью сгоревшей квартире в Париже – эта выставка продлилась всего один день. Где еще? В заброшенном бассейне в Берлине, на кухне ресторана в Афинах, в саду люксового отеля в Майами...

Коллекционируете ли вы искусство или вам его хватает на работе?

Да, коллекционирую. Некоторые произведения я покупала, некоторые мне дарили. Я также собираю предметы дизайна и книги. Но, поскольку в последние годы я очень часто переезжала, то все это хранится у меня дома в коробках, которые я никак не могу разобрать.

Существуют ли в современном искусстве модные тренды?

Да, время от времени в разных местах появляются произведения на одну и ту же тему, созданные в одном и том же стиле. Наверное, это и есть мода. Но меня, честно говоря, подобное не сильно волнует. Меня интересуют художники, имеющие свое собственное видение, свой взгляд. И этот взгляд, как правило, не вписывается ни в какие тренды.

.