"Только не дайте им раздеться!" Интервью основательницы движения FEMEN

Наберите в поисковике слово FEMEN – и на вас мгновенно обрушатся миллионы ссылок и фотографий. Где только не протестовали эти отчаянные феминистки в пасторальных веночках – у стен украинского парламента, в соборе Парижской Богоматери, в Ватикане… Счет атакованных ими мировых лидеров и сорванных международных конференций идет уже на многие десятки. Активистки FEMEN регулярно попадают в полицию, на них заводят уголовные дела, их избивают, даже в тюрьму сажают. А они все равно прут, как танки, – голой грудью вперед. Да, именно голая грудь сделала их знаменитыми на весь мир. И это, конечно, поразительно. Голого тела сейчас вокруг столько, что мы, кажется, уже перестаем на него реагировать. Но только не в случае с FEMEN.

Что-то меняется в воздухе, когда люди видят лозунги, написанные на обнаженной женской груди. «Полицейские, заметив нас, кричат: "Только не дайте им раздеться!" – смеется Анна Гуцол, одна из основоположниц и главный идеолог движения FEMEN. Анна живет в Киеве – в отличие от большинства ее сподвижниц, которые после репрессий 2013 года перебазировались в Париж. «Мне в Украине дышится свободней, – говорит она. – Здесь все интересно, все в становлении. Мне кажется, только в таких странах и можно сейчас создавать что-то новое, захватывающее».

FEMEN начиналось с борьбы за права женщин в Украине, с выхода на улицы с розовыми шариками, купаний и постирушек в киевских фонтанах в дни, когда в столице планово отключали горячую воду. Ничего радикального. Ничего из того, что журналисты потом назовут секстремизмом.

В одном из интервью вы сказали, что изначально в вашем движении было 200–300 активисток, но когда вы перешли к акциям-топлес, то их осталось всего 20. Почему? Девушки не могли побороть стыдливость?

Ну, и это тоже. Но в основном девушки уходили из-за давления со стороны властей, полиции. Далеко не каждый человек готов идти до конца, зная, что он за свои убеждения может пострадать. И это нормально. Героизм не может быть массовым. Зато теперь у нас такой маленький, но очень хорошо подготовленный диверсионный отряд, где каждый знает, зачем и почему он этим занимается.

А как вообще возникла идея обнаженности в ваших акциях? Грубо говоря, кто первым снял лифчик?

Мы практики, у нас все рождалось в процессе, стихийно. То есть не было такого, что мы в один прекрасный день решили: все, идем топлес. Когда мы выступали против проституции и секс-туризма в Украине, у нас были костюмы проституток – ну, все эти кожаные корсеты, чулочки. И кто-то из девчонок пришел топлес, заклеив соски пластырем. Тогда это не вызвало никакого ажиотажа. Вообще не было ни крика, ни шума. А вот когда мы обратились к политической сфере – ворвались топлес на избирательный участок, где должен был голосовать Виктор Янукович, наш бывший президент, – то увидели безумную реакцию властей, полиции, общества на наши действия. Все возмутились: что это вы тут в политику лезете, идите занимайтесь своими женскими делами! И тогда мы поняли, что нам не надо другого оружия. Нам даже массовости не нужно. Одна-единственная женщина с голой грудью может испугать огромное количество мужчин. Как феминистка и исследователь я понимаю, почему это происходит. Но вообще-то это очень смешно, что мужчин так пугают голые женщины. То есть они их не пугают дома, в постели, по телевизору, в фильмах. Но когда они выходят на улицу с какими-то политическими лозунгами – пугают, и даже очень. Мужчины-политики – они же вроде неприкасаемые все, богоподобные, а получается, что мы их десакрализируем, уничтожаем эту «святость». В общем, мы апробировали эту тактику, и нам показалось, что она эффективна.

Чему вы учите членов своей организации? Как готовитесь к акциям?

Девушка должна верить в то, что ее дело правое. Главное – моральный настрой. Можно много и долго готовиться, но все-таки самое сложное – это преодолеть внутренний барьер, сделать первый шаг, вырваться из толпы, побежать. Поэтому, кроме физических тренировок – бегать, уметь отбиваться от полиции, максимум времени продержаться на площадке, чтобы тебя не унесли в первую же секунду, – мы, конечно, занимаемся психологической подготовкой.

А были ли у вас какие-то сугубо личные мотивы, подтолкнувшие вас к феминизму?

Точно помню тот момент, когда я осознала, что с правами женщин у нас в Украине что-то не в порядке. Я родом из Хмельницкого, это небольшой украинский городок. Как-то я сидела перед ЗАГСом, смотрела на выходящие оттуда пары и вдруг подумала: а ведь у девушек, которые рано выходят замуж, закрываются многие перспективы. В вуз они уже не пойдут, достойную работу не получат – по крайней мере, у нас в провинции это именно так. И я задалась вопросом: а что, между мальчиками и девочками есть какая-то разница, кроме физиологической? Социальная разница? И меня это подтолкнуло к феминизму. У нас в Хмельницком была организация, мы занимались просвещением – ходили по университетам, читали лекции по феминизму, доказывали, что дискриминация по половому признаку существует. Многие девушки слушали нас буквально открыв рот – раньше им такое и в голову не приходило. Но довольно быстро стало ясно, что социальная значимость идей в нашем обществе никого не интересует. Очень тяжело добиться, чтобы к тебе пришла пресса и выслушала, что ты хочешь сказать, какие проблемы тебя волнуют. Зато всех интересует, какого цвета трусы у популярной певицы. И мне стало ясно, что для того, чтобы твою гражданскую позицию услышали, чтобы о ней написали СМИ, – для этого нужно добавить какого-то шоу. Поэтому с самого начала FEMEN старалось использовать элементы перформанса, театра. Вот та же акция против проституции и секс-туризма: мы вышли на протест в костюмах проституток, хотя было непонятно, как это – против проституции и в костюмах проституток? Но именно это несоответствие образа и месседжа вызвало тогда острую реакцию. «Как это вы, голые, защищаете честь украинских женщин?! Вы их, наоборот, позорите, как вам не стыдно!» И мы поняли, что это работает. Этот контраст – голая женщина выходит на демонстрацию. Не на панель, не на сцену в ночном клубе, а на городскую улицу. Выходит, чтобы говорить о своих правах.

Протестная жизнь и замужество – вещи совместимые?

В Европе вполне – у нас там многие девушки имеют семьи, рожают детей. В Украине с этим похуже, потому что у нас достаточно патриархальное общество. Много раз девочки расставались с нами со словами: «Все, я ухожу, мне мой парень не разрешает». Ну конечно, это же его сиськи, его собственность – как же он будет выставлять их на всеобщее обозрение? Банальная мужская логика. Но ведь женщине не обязательно должно хотеться замуж. Вот я, например, еще не замужем и не особо рвусь.

А вообще, в патриархальном обществе вы видите какие-то плюсы?

Единственный плюс для нас в том, что движение FEMEN могло появиться только в патриархальной стране. В Париже оно точно не могло бы появиться – там с правами женщин дело обстоит намного лучше. И там нет такого давления со стороны властей – а именно оно у нас вызывало агрессию, желание радикализироваться. Не будь этого, мы бы, наверное, так и ходили бы с розовыми шариками.

…или пошли бы в политику, сидели бы сейчас в парламенте.

На самом деле так оно и происходит – по крайней мере, в Европе. Часть наших бывших активисток, которые уже отошли от участия в акциях, сейчас пишут книги, читают лекции, участвуют в политической жизни. Потому что, конечно, акции – это удел молодых. А потом ты растешь, ты переходишь на новый уровень. Моя мечта – чтобы у каждой женщины-политика за плечами было «темное прошлое» в виде акций FEMEN.

Вы сказали, что такое движение не могло бы появиться в благополучной западной стране. Но ведь сегодня FEMEN имеет представительства по всему миру.

Да, потому что наше движение, как и феминизм в целом, не имеет родины. Женский вопрос – он повсюду женский вопрос. В каждой стране есть свои болевые точки. Да и глобальных, международных проблем становится все больше.

А веночки, которые носят ваши активистки? Они же сразу к Украине отсылают.

Венок – очень древний символ, не только украинский. Чем не лавровый венок, символ победы? Но если лавровый венок – это мужской символ, мы решили взять женский. Как символ ненасилия.

В последнее время, кстати, FEMEN в Украине как-то поутихло.

У нас сейчас непонятные отношения с новой властью, с полицией. В 2013 году мы были вынуждены покинуть страну из-за преследований со стороны режима Януковича – нам устроили провокацию, подбросили оружие. Сейчас режим сменился, но наши уголовные дела до сих пор не закрыты. Поэтому FEMEN сейчас, в основном, действует в Европе, штаб-квартира у него в Париже. Кстати, если киевских девушек мы в свое время активно агитировали вступать в наши ряды, то в Европе к нам приходят сами. И занимаются там своими проблемами. Координация, конечно, существует, и есть темы, ради которых мы объединяемся. Например, Тунис. У нас там была активистка, которая сделала топлес-фотографии, ее за это осудили на два года тюрьмы. Благодаря очень сильной поддержке Европы и всего мира нам удалось освободить из заключения ее и еще троих наших активистов, которым дали по полгода.

Чувствуете ли вы свою принадлежность к актуальному искусству, думаете ли над тем, как превратить ваши акции в перформансы?

Мы сами себе перформеры. Грубо говоря, мы вернули протест на улицу, как это было в 60–70-х годах в Европе и в Америке. Мы тщательно выбираем площадку, думаем, как обыграть ситуацию, чтобы событие выглядело ярким. Мало быть просто голой. Просто голой достаточно быть, если ты выбежала на Путина, на Берлускони. Остальные вещи требуют уже полета фантазии. Не выйдешь же просто с плакатами «Вы плохие». Когда в Париже проходила мусульманская конференция и приезжали люди из Саудовской Аравии, у нас девушки с моста свешивались, как с виселицы. Когда мы делали в Киеве акцию в поддержку Pussy Riot, то спилили крест – этот антиклерикальный протест наверняка войдет в анналы… Конечно, не все наши акции – шедевры, но есть несколько выдающихся.

Голое тело у всех на виду, на площади, – оно теряет свою сексуальность или, наоборот, усиливает?

Для меня как перформера очень важно, что на площади оно сексуальней, чем в любом фильме. Оно горячее, возбуждающее... И знаете, даже когда очень холодно – ты выходишь на протест, и в тебе столько адреналина, силы, огня, что, кажется, тобой можно топить лед, снег и все вокруг. Мне кажется, это очень сексуально. Независимо от форм, объемов, критериев и стандартов красоты.

Вот, кстати: в FEMEN все девушки красавицы, как на подбор. Есть ли у вас какие-то критерии отбора? И что вы скажете, если к вам придет какая-то коротконогая толстушка и скажет: я готова, я хочу участвовать.

Мы скажем: да, пошли! На самом деле у нас самой разной комплекции барышни. Есть и категории XXL – например, Александра Немчинова, которая провела очень смешную акцию в Беларуси. Просто в Украине очень много красивых девушек – ну исторически так сложилось. А вот в Европе у нас самые обычные женщины, далеко не топ-модели.

Самая непредсказуемая реакция на действия FEMEN – это?..

Даже не знаю. Аресты – это для нас предсказуемо... Их так много было, этих реакций, – от самых мягких до самых жестких, от поддержки и восторга до того, что нас били в лицо.

Чем вы больше всего гордитесь? Какими достижениями за почти 10 лет истории FEMEN?

Самое главное для нас достижение – что наша организация стала всемирным движением. Очень приятно видеть, когда женщины выходят на протесты в Чили, в Бразилии – наша идея, наша тактика используется другими женщинами. Это самое глобальное и самое приятное для нас. А из маленьких радостей... Мы гордимся своим нападением на Владимира Путина в Ганновере, потому что мы тогда показали, что можно пробраться к этому человеку и высказать ему в лицо все, что мы о нем думаем.

Для вас есть границы дозволенного? На что вы никогда не пойдете?

Конечно. Никакого насилия и никакого оружия! Женщина для нас – это мир, женщина – это свобода. Своим протестом мы показываем, что общество может быть другим. Что не нужно воевать и убивать, что всего можно добиться и без оружия.