Публика вставала, кричала, ревела. Режиссер Виестур Мейкшанс

Опера „Михаил и Михаил играют в шахматы” в программе „Рига-2014” – это абсолютно новый проект. Оригинальную музыку к ней написал композитор Кристап Петерсонс (между прочим, тоже дебютант в этом жанре), автор либретто о напряженной игре двух гроссмейстеров – поэт, участник текст-группы „Орбита” Сергей Тимофеев. И, наконец, режиссура доверена Виестуру Мейкшансу, который до сих пор работал в основном в Валмиерском театре, но ставил спектакли и для Национального театра, фестиваля современного театра „Homo Novus” и целый год по рекомендации известного российского режиссера Кирилла Серебренникова работал в Московском художественном театре.

Мейкшанс строит спектакль как обучающую лекцию – с историческими контекстом, пояснениями. С участием экспертов по шахматам была изучена стратегия матча.

Опера рассказывает о встрече двух соперников, шахматных гениев, и одном решающем ходе пешкой, сделавшем 24-летнего Таля чемпионом мира.

Шахматные правила, сама игра, Михаил Таль… Ты знал что-нибудь об этом до того, как начал работать над постановкой?

Я случайно шел мимо, когда в Верманском саду открывался памятник Талю [2000 год – ред.]. Остановился посмотреть… Упали простыни, открылось лицо. Нет, не знакомое. Прочитал - „Михаил Таль”, и снова ни о чем не говорит. Что я сейчас хочу этим сказать? Таль и теперь известен очень узкому кругу людей, я сам начал углубленно изучать эту тему только сейчас, готовя постановку, но шахматные правила знаю, играть умею. Правда, все время проигрываю [улыбается – ред.].

А зрители, пришедшие на спектакль, должны знать шахматные правила?

Да, это было бы лучше. В спектакле мы пройдем через весь конкретный матч между Михаилом Талем и Михаилом Ботвинником.

Но сами шахматисты как персонажи на сцене не появятся?

Нет, такой актерской персонификации не будет. Но достаточно непросто и отразить в спектакле, фигурами, все ходы того матча 1960 года. Это два параллельных сюжета – демонстрация матча на табло и драматургическое изложение конкретной партии. 

Второй сюжет – о личности, творческом шахматном гении Михаиле Тале.

Возможно, в спектакле речь идет и о юношеской „безбашенности”, восстающей против авторитетов?

Да, да, дело именно в этом – в неправильности. В жизни Таля всегда было что-то выходящее за рамки, что в контексте советских 60-х годов очень интересно. Эти его проявления „за рамками” были гениальным, взрывными, не говоря уже и о том, что распространялись не только на шахматный столик. Он стал знаменитостью, супергероем своего времени.

Шахматы и „боление” за шахматистов физически очень спокойны. Не как за современный латвийский хоккей – с воплями, свистом, громким пением, физической разрядкой. Как ты думаешь, почему в советские времена шахматы были столь популярны?

Поправлю: в 60-е годы, на пике популярности, от шахмат „фанатели”, как в наши дни от хоккея. После каждого хода публика вставала, ревела, кричала: „Что там происходит? Почему ты пошел именно так?”. Эмоции были накалены, как на хорошо знакомых нам матчах рижского „Динамо” в "Arēnа Rīga”.

В спектакле мы рассказываем об этом, опираясь на документы и исторические факты. У нас есть кадры кинохроники с огромными толпами, следящими за игрой на табло, с маленькими девочками за шахматными столиками. Шахматы были невообразимо популярны!

Что изменилось в наши дни?

Появляются все новые развлекательные масс-медиа и технологии. Компьютеры,  телевизор…. Очень трудно сосредоточиться на чем-то одном на несколько часов. В наши дни внимание [щелчок пальцами – ред.] – такое неустойчивое… Шахматы требуют очень высокого интеллектуального напряжения. Как рассказывали нам при подготовке спектакля профессионалы, после пятичасового матча на чемпионате трудно даже просто встать и пойти. Все мышцы напряженные, застывшие, как от физического усилия, вся энергия ушла в мозг, и после игры такое ощущение, будто ты пробежал марафон…

На самом деле, шахматы – это очень, очень физический вид спорта. Надо быть весьма закаленным, чтобы выдержать это.

Это первая твоя работа в опере. В театре парадом командует режиссер, а здесь вас трое равноправных авторов – ты, композитор Кристап Петерсонс и автор либретто Сергей Тимофеев. Как строится ваше сотрудничество?

Я сказал бы все же, что большой разницы между театральным спектаклем и оперой нет. В театре источником для режиссера является литературный материал, в опере – материал, созданный композитором. В любом случае, первоисточник идей для режиссера – это всегда труд другого человека. Мне очень интересна музыка Кристапа Петерсонса, нравятся звуки XXI века. Перед постановкой мы проговаривали нашу работу, я рассказал композитору свою концепцию, он с ней согласился, и, по большому счету, никаких споров у нас и быть не может.

Почему в постановке участвуют одновременно два дирижера?

Потому, что есть черная и белая команды.

Так это и будет происходить - белые и черные?

Ну нет, не настолько в прямом смысле. На сцене не будет коней и слонов. Мы все-таки рассказываем о шахматах извне и не изображаем фигуры.

В своих интервью Алвис Херманис намекал, что оперная режиссура – это ступенька вверх по сравнению с театральной. Ты с этим согласен?

Нет, это не ступенька вверх. Для него это шаг вперед. С таким же успехом моим дальнейшим шагом могли бы стать, к примеру, спектакли под водой. Это очень субъективно. Мене нравится разнообразие. Я хотел бы попробовать и кино, проверить свои силы во всех жанрах.

Эта опера – новое, современное произведение, а готов ли ты взяться и за какую-нибудь классическую оперу?

Да, с удовольствием. Моей следующей постановкой в театре будет Уильям Шекспир, версия „Ричарда III” в театре „Dailes”. Абсолютная классика. А что касается классической оперы – почему бы и нет? Я, разумеется, не смогу сделать традиционную постановку.  Я просто не умею, потому что говорю на своем языке

Большинство твоих постановок создано в Валмиерском театре, но сам ты рижанин. Расскажи о том рижском районе, откуда ты родом.

Я вырос на Югле, рядом с железной дорогой. Это пятиэтажки возле „Juglas manufaktūra”, у самой границы Риги. Рядом лес и озеро Бабелитес. У домов - гаражи с большими крышами, где можно играть в футбол. Бэби-бум начала 80-х, дворы, полные голосистых "мелких"… Мы вели очень динамичный образ жизни – носились по лесу, лазали по деревьям. В лесу были остатки взорванной в войну ГЭС, безумно интересные бункеры с подземными ходами и коридорами. Классное место! Со всем этим у меня связаны такие сентиментальные воспоминания…

А какие, по-твоему, уникальные вещи и места следовало бы подчеркнуть в Риге в год культурной столицы Европы?

В Риге замечательные зеленые зоны. Некоторые рижане даже не знают, что Шмерли – это настоящий лес в границах города. Думаю, что скоро экзотическими, интересными местами станут жилые кварталы советской застройки. Рижский трамвай – это тоже нечто уникальное, как и брусчатка. Мне страшно подумать, что Воздушный мост когда-нибудь заасфальтируют. Брусчатка – это вкус Риги.

Еще мне нравится территория ВЭФа со всеми ее маленькими творческими центрами, Андрейсала – вся та креативная среда, где что-то нарождается будто само собой. Меня отпугивает скорее чрезмерная стерильность.

Например, Spīķeri были интересны до тех пор, пока не стали слишком „причесанными”. Но Рига не может жаловаться на дефицит культуры, ее здесь много.

Премьера оперы „Михаил и Михаил играют в шахматы” в Новом зале ЛНО состоится 12 марта. Постановка входит в тематическую линию „Янтарная жила” программы „Рига-2014”. 

Otkrito. lv   пресс-фото