Партия в карты с Чеховым. В Клайпеде прошла премьера спектакля Дмитрия Крымова “Фрагмент”

Вот уже больше года Дмитрий Крымов живет вне России. Когда началось российское вторжение в Украину, он ставил спектакль в Филадельфии. Вернуться на родину Дмитрий Анатольевич не посчитал возможным, и сейчас живет в Нью-Йорке, где возглавляет “Лабораторию Дмитрия Крымова”.

Спектакль “Фрагмент” в Клайпедском драматическом театре - его первая постановка в Литве. В этот театр его пригласили еще два года назад, когда Крымов приезжал в Клайпеду со своим мастер-классом на фестиваль TheAtrium. Причем, что именно он будет ставить, тогда даже не уточнялось: руководство театра дало ему полный карт-бланш.

Можно сказать, что у Крымова сейчас очередной “чеховский период”. Одним из его последних спектаклей на родине стал “Костик” по мотивам “Чайки” в Пушкинском театре в Москве, а в Филадельфии он ставил “Вишневый сад”. Но все спектакли Крымова - не традиционное прочтение классики. Его метод заключается в том, что из зачитанного до дыр произведения он выделяет какой-то фрагмент или отдельного героя и ставит его в центр совершенно новой истории. По мнению Дмитрия Анатольевича, Чехов для этой цели подходит идеально. Как, впрочем, и “Дон Кихот”, и “Анна Каренина”, и “Война и мир”, и Библия…

“Когда давным-давно я написал свою первую пьесу, это была компиляция из разных чеховских произведений, - рассказывает Дмитрий Крымов. - Наш замечательный режиссер Анатолий Васильев тогда мне сказал: “Ты прав, время традиционного Чехова закончилось. Не надо его ставить так, как он написал. Дайте Чехову отдохнуть от нас. Дайте нам отдохнуть от Чехова”. И, на мой взгляд, это единственный способ работы с классикой. Для меня Чехов - это как шарики, которыми жонглирует циркач. Или как карты - с ними можно играть в дурачка, в очко или в покер, раскладывать пасьянс или гадать. От Чехова не убудет, он все равно останется Чеховым. Он настолько пластичен, что позволяет играть с собой. Даже призывает это делать: играйте со мной, сделайте что-то, что заинтересует современного зрителя”.

Отправной точкой для спектакля в Клайпеде стали “Три сестры”, а точнее, сцена из третьего акта - ночной пожар. Пересказывать спектакли Крымова - занятие неблагодарное, заметим лишь, что от Чехова здесь только то, что сестер - трое (причем, зовут их Саманта, Регина и Тома - по именам актрис), и что все они несчастны.

А пожар, который у Чехова происходит где-то “за кадром”, у Крымова вырывается прямо на сцену: бьются языки пламени, все вокруг окутывает дым, рушатся стены и потолок, а по сцене мечутся люди - не то обитатели дома, спасающие свое имущество, не то мародеры.

Ассоциаций - вагон и маленькая тележка: от разбомбленных украинских домов до картины глобального апокалипсиса. “Закладывали ли вы в свой спектакль современный контекст?” - спросили у Крымова после премьеры. - “Я закладывал в него то, что вы будете об этом думать”, - ответил режиссер.

О, мы думаем, еще как!.. В том числе о роковых жизненных совпадениях и о том, что судьба над нами часто смеется, причем недобро так смеется, издевательски. В новогоднюю ночь в квартире Дмитрия Крымова произошел пожар, и они с женой чудом остались живы. Нет, спектакль в Клайпеде был задуман не после этого драматического события, а до. И когда ты осознаешь, что все происходящее на сцене Дмитрий Анатольевич пережил на своей собственной шкуре (в буквальном смысле - он сильно пострадал от ожогов и получил отравление угарным газом), становится как-то жутко.

Но Крымов не был бы Крымовым, если бы его спектакль оставлял чувство мрачной безнадеги. Нет, несмотря на трагизм просходящего, он очень светлый. И юмора в нем очень много. И в конце тебе дарят катарсис (извините за банальность) - то, ради чего вообще стоит ходить в театр.

А еще здесь совершенно гениальная сценография (декорации создала Ирина Комиссарова - молодая художница из России, которая уже девять лет живет в Литве).

В последней сцене спектакля герои смотрят бесконечно наивный и бесконечно прекрасный французский фильм 1938-го года “Набережная туманов”. Он был записан на старую видеокассету - это единственное, что уцелело во время пожара, словно последний фрагмент исчезнувшей цивилизации.

Вместе с героями спектакля мы смотрим черно-белые кадры, на которых Жан Габен целует Мишель Морган, и снова начинаем верить в то, что красота спасет мир. Ну, если не весь, то хотя бы его кусочек, фрагмент…