Нижинский без купюр. Громкая премьера в Латвийской национальной опере

Главной фигуре Дягилевского балета, культовому артисту начала XX века, “богу танца” Вацлаву Нижинскому посвящено уже более шестидесяти хореографических работ. Спектакль, премьера которого прошла на сцене Латвийской Национальной оперы, — не новый. Он был поставлен выдающимся немецким хореографом Марко Гекке в 2016-м году для танцевальной труппы Gauthier Dance в Штутгарте.

С тех пор эта постановка с успехом гастролировала по всему миру и получила несколько престижных премий. На латвийскую сцену ее перенесли буквально, от первого до последнего па, практически без изменений. Ну, разве что шепот, который доносится со сцены (да-да, артисты там еще и говорят), звучит по-латышски, а не по-немецки.

“Нижинский” в постановке Марко Гекке — это не просто образец современной хореографии (никаких вам пачек, пуант и классических балетных поз), но еще и ярчайший образец авангарда. У людей, воспитанных на классическом балете (да даже на неоклассике) этот спектакль может вызвать массу вопросов. Что это за беготня на сцене? Зачем артисты то машут руками, как пропеллерами, то прикидываются паралитиками? Почему Дягилев клюет Нижинского носом в плечо, как петух клювом?

Непривычен и царящий на сцене минимализм. Декораций в этом спектакле нет, есть только затянутая черным коробка сцены. Одежда у артистов предельно лаконичная — черный низ, белый верх (в мужском варианте это чаще всего обнаженный торс). Единственный герой, облаченный в полноценный костюм, — это Дягилев. У него, помимо брюк, есть еще пальто с меховым воротником, цилиндр и тросточка — знаковые детали, которые можно видеть на большинстве фотографий антрепренера. А еще у него выразительные усы — точнее, один ус, символ не то сладострастия, не то двойственности натуры.   

Иногда к черно-белой палитре спектакля добавляется красный цвет: так, в сцене, иллюстрирующей балет “Видение розы”, артисты вдруг выбегают в ярко-алых брюках, а с колосников сыплется дождь из красных лепестков. Это очень красиво. Как и сцена, в которой Дягилев соблазняет Нижинского деньгами, обмахивая его, как наложница своего господина, веерами из банкнот.

В отсутствии декораций на первый план выходят тела артистов, собственно пластика. А она у Марко Гекке непривычная. У этого хореографа свой узнаваемый стиль — настолько узнаваемый, что его даже никто не пытается копировать, опасаясь упреков в плагиате. Упор делается на верхнюю часть тела, главным образом на руки, которые то взлетают, как крылья испуганной птицы, то крутятся, как лопасти взбесившейся мельницы. При этом нижняя часть туловища может вообще не двигаться, что для балета непривычно.

Танцоры напоминают каких-то причудливых животных, а может быть, птиц или насекомых. Пластика у них очень нервная, ломаная — не па, а настоящие конвульсии. Но именно это и производит необходимый эффект: действие приобретает высокий накал драматизма, а зритель, которого сегодня трудно чем-то удивить, наконец-то испытывает живые, яркие эмоции.

Артисты танцуют не только всем телом, но и лицом — мимика у них настолько выразительная, что ее видно не только в первых рядах партера. Кроме того, со сцены слышны разнообразные звуки — всхлипы, вскрики, истеричные возгласы, шепот.

Некоторых зрителей возмутили в “Нижинском” гомоэротические сцены. Они поданы с непривычной для нас откровенностью, но — спокойно! — без малейшей пошлости и натурализма. Даже сцена, в которой два танцора соприкасаются высунутыми языками, не содержит ни малейшей вульгарности и напоминает, скорее, диалог двух ящериц. Хотя, конечно, в этом есть шокирующий элемент. Ну что ж, у каждой эпохи свои пределы провокационности. Во времена Нижинского верхом смелости было выйти на сцену в трико — за что артиста в свое время и уволили из Мариинского театра (мужчины тогда танцевали в шароварах).

Исполнители роли Нижинского в разных составах — Айден Вильямс Конефри (американский танцовщик, принятый в нашу труппу в 2017 году) и Кристапс Яунжейкарс — в один голос уверяют, что ничего более сложного в их биографии еще не было. Хореография Гекке чрезвычайно насыщенна: здесь рекордное количество движений за единицу времени. От артистов требуется невероятная точность и координация движений, и они с этой задачей блестяще справились.

Но за всей этой механикой стоит глубокая осмысленность и символизм. “Здесь дело не только в том, что необходимо поднять ногу выше головы или сделать двести пируэтов. Это серьезная, нетипичная для балетных артистов, интеллектуальная работа”, — говорит исполнитель роли Дягилева Антон Фрейманс.

Прежде, чем пойти на этот спектакль, рекомендуем подготовиться, хотя бы минимально — почитать в интернете о Нижинском и Дягилевских сезонах. Тогда вам будет понятно, почему публика возмущенно покидала балет “Послеполуденный отдых фавна” (в то время его приравнивали к порнографии), и что за фигуры чертит Нижинский на полу (в последние годы, проведенные в психиатрической клинике, артист без конца рисовал глаза).

Так что и от зрителя этот спектакль требует определенных усилий. Но он того стоит. Помимо всего прочего, “Нижинский” — это еще и идеальное воплощение любимой фразы Дягилева “Удиви меня!”. Удивили…