Герман Шевченко: "В балете любят длинноногих. Но они не летают"

Вам нравится участвовать в конкурсах?

Да, нравится. Успел в России и Америке побывать, в следующем году в Пермь, Кейптаун и Варну собираюсь. В Варне я уже летом 18-го был, но один, а на конкурсы лучше ездить с партнершей: ты тогда танцуешь не вариацию, в которой нужно себя показать за минуту-полторы, а па-де-де, которое идет 8–9 минут. За это время успеваешь раскрыться, и жюри увидит то, что могло бы пропустить в вариации.

Лауреатство – что оно дает? Статус?

Опыт прежде всего. Кто-то, конечно, ездит за выигрышем, но деньги деньгами, а контакты и связи в нашей профессии гораздо важней. Потому что балетный круг очень узок, и мы все по разным странам разбросаны. У меня сейчас много знакомых и в Европе, и в Америке, мы тесно общаемся. Это не только приятно, но и полезно. Взять более старшее поколение, тех же членов жюри Valentina Kozlova International Ballet Competition в Нью-Йорке: они все между собой хорошо знакомы, они в курсе того, кто из участников от кого приехал, это такая цепочка. Мне кажется, нам, молодым, тоже нужно создавать некую коммуникацию, потому что годы спустя это мы уже будем что-то продвигать или продолжать, придумывать, делать. Ну и, конечно, если ты хорошо показал себя на конкурсе, тебя могут пригласить на гала-концерты или даже в какую-то труппу. Потому что  жюри – это педагоги и балетмейстеры из разных стран мира, из разных театров. И если тебя замечают, ты уже ведешь немножко другую жизнь.

Вам роли новые достались после ваших успехов?

Нет. У меня вообще вся вторая половина сезона прошла в свободном режиме. Я участвовал в гала-концертах, в марте полетел в Америку на конкурс… Плюс я еще оканчивал академию – как раз из Нью-Йорка вернулся, и в тот же самый день у меня была репетиция дипломной работы, буквально через полторы недели надо было ее сдавать… Весело было, конечно… Но в итоге все удачно прошло. А в театре я танцевал два-три своих спектакля в месяц, и все. У меня же репертуар состоит в основном из ролей второго и третьего плана, только две главные. Потому что в труппе, к сожалению, нет партнерш, подходящих мне по комплекции. Пара девочек – и все. Остальные для меня немножко большеватые.

Какую партию вы сейчас не смогли бы исполнить?

По конституции своей – Принца Дезире из «Спящей красавицы».

Что значит – по конституции? Вам не нравится, как вы выглядите?

Нет! Мне нравится, как я выгляжу, просто сейчас в современном балете немножко другие предпочтения – длинные танцоры, длинные ноги…

Длинные не летают.

Не летают, в воздухе не зависают... Но публика делится 50 на 50 – половине нравятся именно такие. Мой наставник из Бельгии все время повторяет: у тебя замечательные ноги, у тебя замечательное тело, ты можешь прыгать, ты можешь делать что угодно. И те педагоги, которые со мной в Риге занимаются, Сергей Нейкшин и Аветик Карапетян, то же самое говорят: если доработать сценический образ,  у тебя все шансы стать звездой. Танец – это же не только техника, это еще и то, как ты по сцене ходишь, как себя преподносишь, как работаешь с публикой взглядом… Каждый жест, каждый взмах руки имеет значение…

Вы целенаправленно над этим работаете?

Да. Сейчас балет для меня – это прежде всего способ развития и самосовершенствования. Я считаю, что каждый артист должен дойти до своего максимума. Создать идеальную картину себя. Чтобы приблизиться к уровню танцовщиков, выступающих на мировой сцене, у меня ушло три года. Это все не очень просто. До посинения занимаешься после репетиций, растягиваешь себя, докачиваешь, сам ищешь физиотерапевтов, массажистов, людей, которые заботятся о твоей внетеатральной реабилитации... Я, к примеру, регулярно тренируюсь у Василия Флейшера – он одино из лучших в Латвии специалистов по функциональной подготовке... Да, обо всем этом нужно думать, чтобы переносить такую вот нагрузку, на полную катушку, на двести процентов... Наше тело – как алмаз. Чем больше будешь вкладывать времени и сил в огранку, тем выше будет цена… Но, конечно, ни в коем случае нельзя забывать и о том, что происходит вокруг. Выставки, концерты, театр – все это требуется для развития.

Именно требуется? А радости-то в жизни добавляет?

Современное искусство, необычное, в котором можно что-то интересное разглядеть, мне нравится. И музыка – я дружу с Георгием Осокиным, часто на его концерты хожу. А если не об искусстве говорить, то я больше машинами интересуюсь, инновационными технологиями, вообще всем, что на автомобильном рынке происходит.

Что вас в машинах привлекает? Дизайн, скорость, мощность?

Сам процесс езды. Я от него получаю огромное удовольствие. И всегда слушаю любимую музыку за рулем. И когда перед уроком разогреваюсь – слушаю, и когда растягиваюсь – слушаю… Очень разную, от r’n’b до русского и американского рэпа, техно, рок, металл иногда… Джаррен Бентон, Kids Ink... А для того, чтобы мотивировать себя, вызвать сильные эмоции, включаю трагическую музыку из японских анимэ-сериалов. Это прям мое. В такой мандраж вводит!..

Рэп читать не пробовали?

Есть немножечко. Мне бы хотелось, конечно, петь, два года назад была даже мысль пойти поучиться вокалу, но подумал: о чем я, господи… Танцуй уже… Просто мне на шоу «Голос. Дети» одна песня понравилась, я ее целую неделю напевал. Потом утряслось, устаканилось.

Насколько ваши детские представления о счастье отличаются от нынешних?

Что для ребенка счастье? Новая игрушка, праздник какой-нибудь, похвала... Простые, понятные вещи. Когда я был младше, был немножко эмоциональней, да даже в подростковом возрасте… Сейчас радости сумасшедшей – ее нету. Может, быть, работа сказывается, может, усталость накопилась… Счастье для меня – достигнутая цель. Когда все удачно сложилось в Америке, это было счастье.

И не обидно было, что первое место никому не досталось, а вас оставили на втором?

Могли бы и первое дать. В финальном раунде – я записи смотрел – все было чисто и достойно исполнено. На 5 баллов, я считаю. Но мне это так тяжело далось – и перелет, и три конкурсных тура, что я и серебру был рад. Радовался проделанной работе, тому, что ее оценили. Все прочее уже было не так важно. Хотя, понятное дело, хотелось, чтобы было первое место. Всегда хочется первое.

В какой момент вы поверили в себя?

Буквально в прошлый-позапрошлый год. Потому что до этого я, в принципе, знал, что могу прыгать, вертеться, делать еще какие-то вещи, я трудился, но до конца не понимал, есть ли прогресс. Не ощущал своего внутреннего я. Мои тело и разум не были на одной волне. А потом, когда занятия стали сверхинтенсивными, я начал чувствовать ощутимый результат. И педагоги, которые следили за моим развитием, то же самое говорили: то, что было тогда, и то, что есть сейчас, – земля и небо. Это уже искусство. Когда я слышу такие слова, мне хочется работать еще и еще. И, конечно, хочется признания. Потому что очень уж много отдаешь сил. Как шахтер, честное слово. Уже сезон закончился, уже отпуск, а нужно дальше вкалывать, хотя немножко уже тошнит от этого. В хорошем смысле, но все равно.

Что самое трудное в молодости?

Молодость… Молодостью нужно наслаждаться, но так уж вышло, что подростковый возраст был для меня более беззаботным. Было школьное время, счастье, я был в отношениях, а об остальном не особо задумывался. Хорошо еще, наш педагог, Сергей Нейкшин, держал нас в ежовых рукавицах, не давал расслабляться… Я бы, конечно, хотел вернуться в свои 16–17 лет, немножечко поменять то, что касалось балетной карьеры, участия в каких-то конкурсах. Но это сейчас я могу об этом рассуждать здраво, я в 2017-м поменял свои взгляды на жизнь, поставил себе за цель, что каждый год я буду лучше себя прежнего. Во всех отношениях. В физическом плане, в интеллектуальном, даже в финансовом. Но прежде всего в профессиональном. Поэтому в свободное от спектаклей и репетиций время я работаю с молодыми спортсменами, преподаю хорегорафию в группах художественной гимнастики и фигурного катания. Это опыт, который потом можно будет применить в балете, – потому что в дальнейшем я планирую заниматься педагогикой, и заработок на стороне, что тоже никогда не помешает.

Это так важно, в ваши 23, – быть финансово самостоятельным?

Конечно. Как любому мужчине. Мне важно, чтобы я мог помочь родным и друзьям, если понадобится.

Ваши друзья – все балетные?

Нет. С пианистом Георгием Осокиным мы вместе оканчивали 11–12-й класс в школе и с того времени очень плотно общаемся, практически каждый день. В театре человек пять или шесть, бывшие одноклассники по Рижской классической гимназии, где я в начальной школе учился, музыканты, режиссеры, врачи, архитекторы...

Нормальный парень из Пурвчика.

Именно так.

И можете на какое-то время отстраниться от балета, голову очистить?

Да, отстраняюсь немножко, когда мы с ребятами встречаемся. Но если у меня есть две недели отдыха, я схожу с ума, мне хочется работать, двигаться дальше. Кто-то бы сказал -- да ты чего, угомонись, расслабься. А я с этим ничего поделать не могу, искусство – вещь коварная, поглощает тебя целиком. Чем больше я им занимаюсь, тем больше понимаю, как меня затягивает. Я даже в свободное время не могу от него избавиться. Иду со знакомыми в кафе или куда-то еще, и все равно пританцовываю.

В клубе можете зажечь? Я имею в виду, на танцполе.

Да! Но в современном стиле, ничего балетного. Танцую, как все танцуют. Разве что иногда что-то проскальзывает. Это уже как диагноз. Ты от этого никуда не денешься.

Если вам надо кого-то обаять, вы свои танцевальные навыки подключаете?

Нет. Скорее ментальные, те, что относятся к работе со зрителем. Но никаких танцев!

Ваша профессия обязывает вас выглядеть по-особенному вне сцены? Спинку держать, следить за своей внешностью?

Профессия, в принципе, не обязывает, ты можешь быть вне театра таким, каким ты хочешь, но вообще-то я стараюсь следить за собой, потому что все-таки тело одно. Украшать его – нет, но поддерживать в состоянии, которое самому нравится, – да. До выщипывания бровей дело, конечно, не доходит, не до такой степени все криминально. (Хохочет.) В рамках мужской эстетики. Мне просто приятно, когда я ухожен, мне тогда хорошо, комфортно, я себя в любой компании чувствую уверенно и раскрепощенно. Тем более это не так много времени занимает. Не как у девушек.

Что вы оставляете на потом?

Отношения. И это единственное, что я оставляю на потом, – все остальное я пытаюсь сделать сегодня, в крайнем случае завтра. У меня бывали ситуации, когда я начинал общаться с девушкой, проводил с ней много-много времени и терял связь с реальностью. А уходить в сторону от своего дела и упускать главное все-таки нельзя...  Но это я про влюбленность говорю. Думаю, в определенный момент я почувствую, что пришло нечто большее, и тогда все изменится.

Что вы умеете лучше всего?

Адаптироваться. Я отлично себя чувствую в незнакомой среде, с самыми разными людьми. Даже если говорить про круг общения – он у меня очень пестрый, там есть люди, которые между собой не могут поладить ни при каких обстоятельствах, говорят: как тебе это удается? А я просто не все вещи принимаю близко к сердцу. На некоторые намеренно закрываю глаза. Словом, с адаптацией я на ты.

Любят ли ваши родители какие-то ваши роли больше других?

Нет. Папа и мама были на всех моих спектаклях, на конкурс рижский приходили – им все нравится, они просто радуются тому, что в моей жизни происходит. Они довольны, что я высшее образование получил, что я много работаю, расту, по конкурсам езжу, что есть результат. Ну, конечно, спасибо им за воспитание, за наставления, за поддержку, за то, что указывают верный путь, потому что раньше в некоторых ситуациях – в очень многих, на самом деле – я был более вспыльчивый, более резкий, быстро заводился, легко шел на конфликт… А потом повзрослел, успокоился. У меня, к сожалению, нет братьев и сестер, только двоюродные, но как есть, так есть. Когда я был помладше, мне это даже нравилось, но с возрастом понимаешь, что семейные узы невероятно важны, что ближе людей, чем твои родные, у тебя не будет. Папа, мама, бабушки, дедушки, крестные – ты к ним можешь обратиться, в любой ситуации, с любой проблемой. И в будущем я хотел бы двоих детей, чтобы они всегда могли быть рядом и поддерживали друг друга.