Дора Маар, роковая любовь Пикассо

История знакомства 28-летней Доры Маар и 53-летнего Пабло Пикассо овеяна легендой. Париж, 1935 год, кафе «Две макаки», где собирается артистическая публика. За соседним с Пикассо столиком сидит красивая, словно отрешенная от реальности брюнетка. Выкурив сигарету в длинном мундштуке, женщина кладет на стол руку в черной кружевной перчатке и начинает играть с ножиком, втыкая его между пальцами. В какой-то момент она промахивается, вскрикивает, на черном кружеве проступает кровь. Пикассо вскакивает с места, подбегает к ней, пытается оказать помощь. Они знакомятся и из кафе уходят уже вдвоем – Дора ведет художника в свою студию, чтобы сделать его фотопортрет… Те окровавленные перчатки Пикассо у нее выпросит на память и будет хранить у себя дома в застекленном шкафу. 

К моменту их знакомства Дора Маар (настоящее имя Теодора Генриетта Маркович) была уже известным фотографом. Дочь хорватского архитектора и француженки, она выросла в Буэнос-Айресе, где ее отец стоил фешенебельные здания. В 1926 году их семья вернулась в Париж. Дора пошла учиться в художественную школу, начинала как живописец, но потом переключилась на фотографию и поступила в студию Андре Лота. Затем стала ученицей и ассистенткой Мана Рэя – самого известного в Париже фотографа-сюрреалиста. Хотя в некоторых ее работах чувствуется влияние мэтра, все же Дора пошла в искусстве своим путем. Если Ман Рэй конструировал сюрреалистическую реальность, выстраивая в кадре безупречные абстрактные композиции, то Дора находила сюрреализм в обыденной жизни. Самые привычные вещи, будь то пустая улица, открытый люк или мелькающий из-за угла силуэт, она снимала так, что у зрителя создавалось впечатление пугающей фантасмагории. А еще она потрясающе фотографировала детей – без умиления и сюсюканья, словно видя в них пришельцев с другой планеты, знающих и чувствующих то, что недоступно взрослым.

Одной из самых известных работ Доры Маар стал снимок «Портрет Убю», признанный эмблемой сюрреализма. Он назван в честь «папаши Убю» – героя пьес Альфреда Жарри, олицетворявшего собой тупую безжалостную тиранию. На снимке запечатлен эмбрион броненосца – как Доре пришла в голову подобная идея и где она нашла это чудовище, навсегда осталось загадкой. Странное пугающее существо, готовое в любой момент вцепиться в жертву своими цепкими липкими лапками, стало олицетворением того ужаса, который уже витал в атмосфере предвоенной Европы. Благодаря этому снимку стиль Доры Маар стали называть «эстетикой катастрофы».

Деньги на жизнь Дора зарабатывала коммерческой фотографией – снимала рекламу и иллюстрации для журналов, часто выполняла частные заказы эротического характера. Но даже в этих снимках есть какой-то «сдвиг», ощущение ирреальности происходящего. Так, ее хрупкая прекрасная Ася (1934) отбрасывает тень, превращающую ее в устрашающую валькирию.

Дора была одним из новаторов авангардной фотографии и часто экспериментировала с разными техниками. Ей нравилось искажать пропорции и находить необычные ракурсы, сочетать в кадре несовместимое и находить новый смысл в привычных предметах.

Эти странные, но магически притягательные снимки во многом революционизировали художественную форму фотоискусства

Этот знаменитый снимок Доры Маар – с причудливой женской статуэткой на фоне уходящих в бесконечность старинных сводов – был снят в оранжерее Версаля, но называется «Улица Асторг, дом 29». По этому адресу располагалась мастерская Доры – место, где рождались ее фантазии. Снимок был сделан в самом начале ее романа с Пикассо, но, зная, во что он в итоге выльется, нетрудно увидеть в этой обезображенной женской фигуре и в этой искаженной перспективе трагичную символику. Точно в такую же воронку затянула Дору ее мучительная любовь к Пикассо. И точно такой же обезличенной куклой она чувствовала себя после их разрыва.

Все десять лет их романа Пикассо писал только Дору. И почти на всех портретах у нее страдающее выражение лица – в историю искусства эти картины вошли под названием «плачущие женщины Пикассо». Сегодня они одни из самых дорогих в наследии художника. Рекорд был поставлен картиной «Дора Маар с кошкой» (1941), проданной на аукционе в 2006 году за 95,216 млн долларов. Вот только сама Дора себя на этих картинах не признавала. «Все это не я, это героини Пикассо», – говорила она. Лицо Доры можно увидеть и на знаменитой «Гернике». Маар была единственным человеком, допущенным в мастерскую Пикассо во время его работы над этим монументальным произведением. Весь процесс создания картины Дора Маар тщательно зафиксировала на фотопленку – сегодня это бесценный исторический документ. Кстати, Дора во многом повлияла и на политические взгляды художника. Будучи участницей «Союза интеллектуалов против фашизма», она и Пикассо привлекла к этой деятельности, а в октябре 1944 года он официально примкнул к французской компартии. После смерти Маар в ее вещах нашли старую вырезку из газеты, сообщавшую об этом событии.

«Дору я бью, она так хорошеет, когда плачет,» – простодушно рассказывал Пикассо друзьям. А когда те упрекали его в жестокости, отвечал: «Для меня она женщина, которая плачет. Я писал ее такой не из удовольствия или садизма. Я могу писать только то, что вижу, а именно такова глубинная суть Доры». Безусловно, в их связи было нечто садомазохистское. К концу их романа и без того хрупкая психика Доры стала давать сбои, а разрыв с Пикассо, бросившего ее самым банальным образом – ради очередной молоденькой поклонницы, – обернулся для нее настоящей катастрофой. Дора прекрасно осознавала, что потерпела фиаско не только как женщина, но и как художник – все эти годы она приносила себя в жертву «священному монстру». «Я не была любовницей Пикассо, он был моим хозяином», – писала она. За женщиной стали замечать странности: она сообщала в полицию о нападениях на нее, которых не было, заявляла об украденных у нее вещах, которые потом находились. После того, как Дору нашли голой на лестнице собственного дома, ее отправили в психиатрическую клинику, где по заведенной в те годы практике «лечили» электрошоком. Из клиники она вышла совершенно раздавленным человеком.

Как ни странно, Дора Маар прожила долгую жизнь – она умерла в 1997 году за четыре месяца до своего 90-летия. Но это была не жизнь, а настоящее затворничество. После двух лет, проведенных в психиатрической клинике, Дора забросила фотографию (на этом настаивал еще Пикассо, считавший, что фотографы – это неудавшиеся художники), ударилась в мистицизм и религию и в последнее десятилетие выходила из дома только для того, чтобы посетить церковь. Она ни с кем не общалась, писала стихи и депрессивные картины – весьма посредственные, несопоставимые по уровню с ее фотографиями. Умерла в полном одиночестве и забвении. После смерти Доры ее квартиру вскрыли. Там оказался мемориальный музей Пикассо: вот стул, на котором он сидел, вот панно, которое он написал в ее гостиной, вот эскиз к «Гернике», а вот его почеркушки, сделанные на полях ресторанных меню. На почетном месте лежал обрывок бумаги с бурым пятном и выцарапанной фразой «Кровь Пикассо». Так судьба зарифмовала два кровавых сувенира – те самые кружевные перчатки и этот листик, на котором, возможно, было просто разлитое вино.