Начало: розовое образование на коже

Марина с детства привыкла к родинкам и кожным образованиям. «У меня вообще на теле очень много родинок», — рассказывает она. «Я и раньше ходила к дерматологу, чтобы удалить некоторые из них». Поэтому, когда в 2015 году она заметила небольшое розовое образование на бедре, она восприняла это как одно из обычных кожных образований.

«Оно было меньше сантиметра. Я заметила, что оно начало меняться — увеличиваться в высоту», — вспоминает она.

Изменения образования заставили ее обратиться к дерматологу, чтобы на всякий случай его проверить. «Я была совершенно спокойна, потому что по самочувствию никаких изменений не было. И образование не болело, только визуально вызывало беспокойство», — говорит она. Дерматолог рекомендовал дополнительные обследования и направил в онкоцентр.

Диагноз: «Мне сообщили, что у меня беспигментная меланома»

Обследования показали тревожный результат. «Через 2 недели была первая ночь, когда я не спала. Мне позвонили и сказали, что надо ехать в онкоцентр, там мне сообщат результаты», — вспоминает она. «Я на следующий день поехала, и тогда мне сказали, что у меня беспигментная меланома». Диагноз стал шоком. «На тот момент это была стадия 2.b. В случае меланомы злокачественные образования измеряются в миллиметрах», — поясняет она. Она подчеркивает, что меланома — один из самых агрессивных видов рака, и есть люди, которые прожили всего несколько месяцев после такого диагноза.

«К сожалению, я тоже знаю людей, которые угасли за считаные месяцы», — добавляет она.

После диагноза Марина отправилась на операцию, чтобы удалить образование. «Во время операции его вырезали, довольно большой участок. Я еще удивилась, потому что у меня остался шрам длиной 10 см. Ну, такой прям приличный кусок вырезали, и в тот момент я удивилась — зачем так много! Но сейчас я знаю, что так и надо».

Страхи за будущее и семью

Марина столкнулась не только с хирургическим вмешательством, но и с огромными страхами, связанными с будущим ее семьи. «Когда я впервые узнала диагноз, было страшно. Было безумно страшно, потому что на тот момент у меня было трое детей: старшей дочери было 14 лет, сыну — 8, а младшей дочке — всего 4 года», — признается она.

Ее муж, как она отмечает, часто находился за границей по работе, и она сама справлялась с этим трудным периодом. «Это было очень тяжело, потому что все это оставалось внутри, я сама с этим жила. Психологической помощи я не искала, но теперь понимаю, что нужно было», — добавляет она.

«Самое трудное было то, что в тот момент практически не было никакой информации. На латышском языке вообще ничего не было, искала по-английски. Поняла, что где-то в Америке, возможно, это лечится, но в Латвии в тот момент даже не было лекарств. Все выглядело не слишком хорошо, все эти прогнозы, продолжительность жизни — все это не выглядело обнадеживающе... Я нигде не могла найти ничего успокаивающего. Сейчас такая информация доступна, за 10 лет многое изменилось. Не говоря уже о том, что теперь в Латвии есть и лекарства».

Возвращение рака: «Подтвердили, что у меня метастазы»

Спустя более четырех лет Марина столкнулась с еще большим вызовом. «Прошло почти 5 лет. Точнее, 4,5, когда я сама нащупала в паху образование — это был такой подкожный шарик», — вспоминает она. «Место нахождения было рядом с предыдущим образованием». Она сразу поняла, что это нехорошо. «Это было как раз на Рождество!» Марина решила, что во время праздников семье ничего говорить не будет, но 2 января уже записалась на обследование. Диагноз оказался тяжелым — метастазы и стадия 4. «Пошла на УЗИ и записалась к онкологу. У меня снова была операция, и подтвердилось, что у меня метастазы», — признает она.

«Это было нервное время, потому что начался ковид. Не было известно, вообще будут ли принимать пациентов, будет ли проводиться какое-то лечение».

Она признает, что в этот раз страх был гораздо сильнее, потому что рак вернулся, а пандемия создавала дополнительную неопределенность. К счастью, ей повезло, и лечение прошло успешно. Она также отмечает, что ей повезло с тем, что именно в 2020 году были введены государственные препараты. Сейчас у нее уже 3 года ремиссии. Одноко гарантии, что рак не вернется, к сожалению, нет. «К сожалению, я четко осознаю, что мне может повезти, и рак больше никогда не вернется. Но я также осознаю, что может и не повезти. Меланома очень опасная и очень коварная, поэтому я регулярно прохожу обследования».

До сих пор многие загорают с красной спиной!

На вопрос о загаре Марина признает, что никогда особо им не увлекалась, но солярий все же посещала пару раз. «Когда мне было лет 20, я пару раз ходила в солярий. Потому что тогда не было информации, что это вредно», — говорит она. «Так, чтобы сильно загорать — я этим никогда не увлекалась».

Однако она указывает, что меланома часто проявляется позже — после солнечных ожогов, полученных в детстве. «Конечно, в детстве у меня были солнечные ожоги, как и у всех. В нашем поколении детей не мазали никакими кремами». Сейчас ситуация изменилась, у людей есть доступ к разным защитным кремам, но, по словам Марины, людям все равно сложно принять, что солнце может быть вредным. «Да, теперь у нас есть всякие средства, но людям все равно трудно объяснить, что солнце может быть вредным, хотя сегодня об этом действительно много говорят», — отмечает она. Она также подчеркивает, что раньше солнце не было таким агрессивным, а сегодня озоновый слой истощен, и солнце стало гораздо опаснее, в том числе и в Латвии.

«Солнце теперь и в Латвии гораздо агрессивнее. Люди теперь еще и путешествуют в теплые страны, получают ожоги там».

Летом Марина живет в Юрмале у моря и часто становится свидетельницей того, как люди неосознанно подвергают себя опасности. «Я летом живу в Юрмале, вижу — люди загорают с красными спинами. Дети тоже обгоревшие». Ее собственные дети уже взрослые, но их приучили пользоваться защитными кремами: «Сейчас моим детям 14, 18 и 24 года. Уже взрослые, но все знают — как только начинается лето, мама закупает защитные кремы, и их нужно использовать».

Марина также делится своими страхами после диагноза, когда она стала еще осторожнее по отношению к солнцу. «У меня был такой период, когда был очень сильный страх, я фактически хотела летом ходить в перчатках. Таким сильным был этот страх, но позже он прошел», — добавляет она.

Она также подчеркивает, что слышала стереотипы о связи меланомы со светлой кожей, но это не совсем верно. «Я слышала от людей стереотипы, что меланома бывает у тех, у кого светлая кожа. Но, послушайте, нет! Например, знаменитый певец Боб Марли умер от меланомы. У него была совсем не светлая кожа», — объясняет она.

Жизнь после

Марина считает, что самое важное, что помогает преодолеть рак — это образование и информация о своем диагнозе. «Образованные пациенты живут дольше, потому что они знают свой диагноз, знают лекарства, которыми их лечат, знают побочные эффекты, знают, как с ними справляться, — поясняет она. — Это чрезвычайно важно».

Она также подчеркивает, что пациентам нужно полагаться только на основанную на науке медицину, а не на сомнительные альтернативы.

«Нужно иметь ясное мышление и не покупать никаких там настоек мухомора или чего-то непонятного, что иногда предлагают», — добавляет она.

«Я не отрицаю, что у меня были и панические атаки! Ночами не спала, читала информацию. Что мне помогло? Я старалась настроить себя на то, что мне нужно быть здесь и сейчас — это может звучать банально, но да, “здесь и сейчас” помогло. Потому что, послушайте, никто не знает, что будет дальше. Даже те, кто здоров! Сегодня я здесь и сейчас, и все хорошо. А что будет дальше? Ну, что будет, то будет».

Марина делится тем, как изменила свое отношение к жизни после лечения от рака. «Рак определенно изменил мой взгляд на жизнь», — признается она. «Теперь я ставлю себя на первое место. Всегда и везде! И я больше не стараюсь всем угодить, подстроиться. Это точно изменилось, но, может быть, это пришло просто с возрастом».

Она также признает, что ее отношение к старению стало гораздо более открытым и позитивным. «После такой болезни ты начинаешь понимать, что старение — вообще-то бонус! Не все до него доживают!»

«У меня трое детей, и они все время хотели собаку, и я поняла — я хочу быть той мамой, которую они запомнят как ту, что взяла им собаку. Да, и я взяла эту собаку... И определенно стала больше ценить жизнь. Больше стала думать о том, что, если меня не станет, какой меня запомнят», — признается Марина.

Она желает другим, кто сталкивается с диагнозом рака, не сдаваться и искать поддержку. «Не нужно держать все в себе. Нужно искать людей, с которыми можно поговорить. Может быть, тех, кто проходит через то же самое», — подчеркивает она. «Потому что я знаю, что не каждый человек, рассказав близким, получает поддержку. Не каждого понимают. Потому что у рака кожи внешне нет признаков, человек выглядит вроде бы здоровым. Я тоже во время своей болезни и лечения выглядела внешне точно так же, как выгляжу сейчас. И во второй раз, когда у меня была 4 стадия. Людям кажется — вырезали и живи дальше. Что там бояться, чего там паниковать.

Что еще хочу сказать — в тот момент страшно, и это совершенно нормально. Я слышала, как другим пациентам кто-то говорит: “Ты должна быть сильной, не надо думать плохое”. Но нет, это в той ситуации просто невозможно, потому что у тебя все равно будут плохие мысли, потому что ты — просто человек. Не дай бог еще начать винить себя, что я такой слабый человек, что думаю плохое, ведь мне нужно быть сильным, думать только позитивно... Это невозможно, страх — это нормально. Конечно, не нужно впадать в панику, но нужно искать как можно больше информацию, потому что образованные и знающие пациенты живут дольше».

Тимати, Слава и жена Стаса Михайлова накинулись на Макса Барских после его слов о России