"Новая газета. Европа" поговорила с востоковедом Никитой Смагиным о том, как новая война с Израилем отразится на будущем Ирана. Стал ли ближе день, когда падет исламская республика? Приведет ли война к росту протестных настроений в Иране? И что будет с ядерной программой? Она действительно отброшена на десятки лет назад?

— Война действительно закончилась?

— Нет, конечно. У нас очень мало оснований полагать, что всё это прекратилось. Мы даже не можем быть уверены, что эта «передышка» действительно произойдет: мы уже наблюдаем нарушения режима прекращения огня с обеих сторон. Но главная проблема в том, что Иран всё еще остается исламской республикой, всё еще остается на позициях, которые продиктованы идеологическим лозунгом «Смерть Израилю». При этом у него остается достаточно много военных мощностей, так что у Израиля есть еще огромное количество целей, которые потенциально можно поразить. Это с одной стороны. С другой стороны, Израиль сейчас еще и изменил ситуацию в свою пользу таким образом, что теперь он может заходить в воздушное пространство Ирана, совершенно не опасаясь какой-то ответной реакции. Потому что он уничтожил все силы ПВО. И это дает Израилю возможность при каждой потенциальной угрозе, даже если она незначительна, всё равно применять вооруженные силы и уничтожать соответствующие угрозы. Поэтому я думаю, что, прежде всего, Израиль не оставит Иран, пока у него либо не будут выбиты все военные мощности, либо пока он не превратится в failed state, чтобы не дать Ирану дальше представлять собой какого-то важного игрока на Ближнем Востоке.

— Как изменится ситуация в регионе?

— Ближний Восток — один из самых нестабильных регионов в мире. И когда мы берем какие-то курсы по конфликтологии, большинство кейсов рассматриваются через Ближний Восток. То есть это территория конфликтов. Я думаю, что регион пребывает в таком состоянии, потому что там нет гегемона. Ни одна страна, в общем-то, не может стать региональным гегемоном. И это не поменяется. Израиль не имеет права стать региональным гегемоном просто потому, что у него размеры не те. Да и сам он не особо претендует на эту роль. Он претендует на то, чтобы никто не лез к нему даже близко: к его вопросам с Палестиной и Ливаном.

Я думаю, что ситуация останется нестабильной. При том, что, опять же, Израиль, не будучи гегемоном, при этом самое мощное государство в регионе с точки зрения военной силы, единственное государство с ядерным оружием. Поэтому это государство, которое, не будучи гегемоном, максимально развязывает руки. Даже если мы представим, что исламская республика прекратит свое существование, это всё равно не делает турбулентность региональную совсем конечной. Потому что исламская республика — это, конечно, часть проблемы. Но это только часть. Вообще-то их куда больше.

В сегодняшнем варианте ситуация может стать еще более опасной. Если мы представим, что Иран пойдет по пути дезинтеграции, по пути нестабильности, это может привести к гражданской войне и, вероятно, все соседние страны будут иметь серьезные последствия в виде беженцев, в виде экономического спада, потому что на экономике Ирана завязаны экономики соседних стран, вроде Афганистана и Ирака. Вряд ли ситуация идет к тому, чтобы стать более стабильной. Наоборот, у нас скорее появляются новые точки непонятного и новая неопределенность.

— К каким последствиям привели атаки Израиля и США на ядерные объекты Ирана?

— Я думаю, мы более-менее можем понимать, что после американо-израильских атак атомная промышленность Ирана отброшена на многие годы назад. Даже если есть потребности и желание всё восстановить, это займет не один и не два года. Это очень длительный процесс. Сразу же встает вопрос: сможет ли Иран это сделать? Если Иран пойдет по этому пути, то наверняка снова будут вмешательства со стороны Израиля, не говоря уже о том, чтобы создавать ядерную промышленность, нужно иметь достаточно стабильную страну более-менее, а в случае Ирана мы совсем не уверены, что дальше ситуация будет стабильной. Так что в этом смысле, я думаю, можно сказать, что иранская ядерная программа уходит с повестки на ближайшую перспективу.

— Как эта война повлияет на устойчивость режима аятолл?

— В последние годы исламская республика находилась в ситуации кризиса легитимности. Это началось в 2022 году с протестами против обязательного ношения хиджабов после гибели Махсы Амини. Страна стала перманентной территорией протеста. Локальные протесты происходили почти каждый день. И то, что Иран пошел на переговоры с США о ядерной программе, говорит о том, что Тегеран хотел как-то выйти из этой ситуации. Мы даже видели некоторые послабления в последние месяцы — в отношении хиджаба, например. Трансформировалась норма: полиция нравов уже не хватает людей на улицах, а практически бездействует. Даже разогнали акцию в поддержку обязательного ношения хиджабов.

Кроме того, с 2020 года в Иране наблюдается спад электоральной активности, что тоже свидетельствует о кризисе. Но исламская республика научилась бороться с мобилизационными структурами путем репрессий, расстрелов, подавления. Параллельно с этим использовался гибкий подход. Если протест был не политический, его, как правило, не трогали. Эти факторы помогли справиться со всеми угрозами исламской республике.

После атак Иран отключили от мирового интернета, и сказать, что там происходит сейчас и как война повлияла на общественные настроения, сложно. Мы знаем, что как только начались удары, протестная активность свелась к нулю. Протест просто прекратился. А до этого он был практически каждый день. То есть очевидно, что люди были напуганы и им было не до протестов. Им нужно было выживать и в этом смысле, если кто-то надеялся, что удары приведут к протестам, произошло ровно обратное. Мы видели трансформацию протестных нарративов. Многие и в диаспоре, и на территории Ирана среди тех, кто явно не сторонник режима, начали высказывать какие-то иной направленности заявления, нежели раньше. Например, о том, что надо сначала войну прекратить: мы ни в чём не виноваты, мы против исламской республики, но почему нас бомбят, и всё такое. Мы видим, что усложняется протестный нарратив, усложняется эта картина единого протеста. Как будет дальше, мы не знаем. Что там с репрессивным аппаратом, мы не совсем понимаем. Какие-то удары были, очевидно, по нему тоже, но не он был главной целью ударов. Главная угроза для исламской республики, если не будет вмешательства извне, — наземной операции или каких-то сепаратистов — то главная проблема в том, что когда закончатся военные действия, будет сложнее объяснять людям, почему исламская республика не может решать их проблемы. А проблем будет очевидно больше. Потому что всё-таки удары не пройдут бесследно. И хотя в основном удары пришлись на военные объекты, были удары и по гражданской инфраструктуре. И теперь мирная жизнь для Ирана может быть даже опаснее, чем поддержание вялотекущего конфликта с Израилем.

Сразу и не скажешь! Голливудский актер Лив Шрайбер вышел на прогулку с двумя сыновьями