Слава навсегда: история главного советского кутюрье

Конечно, по натуре Слава был абсолютный стоик. Когда он с неизменной улыбкой и незлым матерком работяги из бедных предместий просто перечислял все испытания, которые ему уготовила судьба с самого рождения, невольно брала оторопь. И напрашивался вопрос: а если бы этих испытаний не было? Стал бы он тогда Славой Зайцевым? Лично я не верю, что несчастья закаляют. Они разрушают, ожесточают, лишают душу какой-то нежной податливости, восприимчивости, легкости. Ты становишься тупым, сердитым камнем. Все так, но это был явно не случай Славы Зайцева.

Кажется, что трудности и препятствия его только заводили, подхлестывали фантазию, давали дополнительную энергию. Безотцовщина, ужасающая бедность, мама, убиравшая подъезды, чтобы отправить лишнюю пятерку сыну в Москву, бездомность в самом прямом смысле слова… Уже будучи известным дизайнером (правда, тогда в его трудовой книжке значилось "художник-технолог"), он жил с молодой женой в полуподвальной дворницкой. Рассказывал об этом даже не без некоторого горького вызова, мол, вот откуда вышла советская мода. Из дворницкой!

Но есть такие железобетонные люди, которых ничего не берет. Ни бедность, ни экономические кризисы, ни даже катастрофы. Слава был из этой породы.

"Гвозди бы делать из этих людей: крепче бы не было в мире гвоздей". Слава не был советским "гвоздем". Он был артистом, художником. Он хотел служить Красоте. Он как никто умел разглядеть Ее там, где другие проходили равнодушно мимо или не видели ничего, кроме унылого совка.

С его цветных фуфаечек из репса и юбок из павловопосадских шалей началось повальное увлечение русским стилем в мире. Хотя самую первую коллекцию Зайцева, как известно, начальство Дома моделей запороло, признав негодной для запуска в производство. А эффектный репортаж в парижском Paris Match с убойным заголовком "Он диктует моду в Москве" едва не стоил Славе волчьего билета и тотального запрета на профессию. Это был скандал. Зато о нем заговорили на Западе. Он познакомился с Пьером Карденом. Его пригласили в Париж. Он узнал, что такое настоящий haute couture.

В 1971 году Слава попал в страшную аварию. Девять дней провел в реанимации между жизнью и смертью. После этого неутешительный вердикт врачей: ногу спасти не удастся. Надо ампутировать. Он уже мысленно представлял, как будет ковылять по Кузнецкому мосту в белом и черном. Котелок, жилет, широкие брюки, черные круглые очки, как у кота Базилио в "Буратино" или у Паниковского из "Золотого теленка". Палка с серебряным набалдашником… А что? Шикарный лук! Но потом решил: нет, надо бороться до конца. Отказался от всех анестезирующих средств. Терпел адскую боль, от которой другие теряли сознание. Все преодолел, всех победил. Выжил! Через полгода снова летал по Кузнецкому без всякой палки. Вверх-вниз. Туда-сюда.

Помню его молодым, тридцатилетним. В развевающемся на ветру кремовом плаще до самого полу. Все вокруг бредут, скрюченные от холода и вечной зимы, закутанные в свои пальто, мохеровые шарфы и кроличьи шапки. А тут вдруг возникает Слава со своим румянцем во всю щеку, царевич-королевич. Грудь нараспашку, жизнь нараспашку. Весь в замыслах, планах, мечтах, любви.

Он жил модой, творил моду, обожал моду. Ему все равно было, где и с кем.

Можно у себя дома на кухонном столе, или в студии Всесоюзного Дома моделей, или на сцене Московского театра "Современник", или на льду Дворца Спорта в Лужниках. Он одевал спортсменов, признанных див, высокопоставленных жен. Ах, какие были платья у Татьяны Лавровой в "Вишневом саде"! Как забыть пунцовые шелка Марины Нееловой в "Лоренццачо"? А чайная роза на плече Эдиты Пьехи? Или эпохальный балахон Аллы Пугачевой, накрывший, как необъятный парашют, всю родимую эстраду в середине 70-х годов? Это ведь тоже придумал и сшил он, Слава Зайцев, кутюрье N1 Советского Союза!

Никого до него у нас не было. Какие-то скучные дамы в одинаковых английских костюмах и газовых косынках с длинными указками в руках, как у учительниц в старших классах. А тут вдруг Слава в своих косоворотках à la Russe, цветных брючках в облип, со cтихами собственного сочинения вместо заученных унылых текстов про "тенденции нынешнего сезона".

Каким-то чудесным образом ему удавалось все эти годы существовать вне этих тенденций, вне коммерческих расчетов и неизбежных интриг. В этом была его несомненная сила, но и уязвимость. По своей психологии Зайцев - типичный кустарь-одиночка. Художник-самоучка. Он до всего доходил сам. Советская жизнь приучила обходиться минимумом средств. Там, где надо ошеломить, очаровать, потрясти воображение, у него не было конкурентов. Там, где начинается бизнес-стратегия, маркетинг, PR, Слава скучнел на глазах. Его это совсем не интересовало. Он был совсем не про деньги. И даже дивиденды с вполне коммерчески успешного проекта - духов "Маруся", которые он запустил в апогее своей славы и горбачевской перестройки, - в конце концов достались не ему, а старейшему парижскому парфюмерному дому Carven.

Долгие годы Зайцева спасало то, что индустрии моды в СССР вообще не было. Почти как секса, по памятному заявлению участницы советско-американского телемоста середины 80-х годов. Хотя, конечно, все было. Чего там ханжить! Нынешним молодым на зависть и удивление. Но говорить об этом впрямую не полагалось.

Табу распространялось и на моду. "Моды не может быть там, где есть дефицит". За эти слова Славу выставят из Всесоюзного дома моделей в конце 70-х годов.

Припомнят и многое другое: и опасную дружбу с диссидентами, и непозволительные связи с иностранными журналистами, и культ яркого, звонкого цвета посреди всеобщей серости и безликости. Он громко хлопнет дверью и уйдет в никуда. В какое-то районное ателье. Великий Зайцев - в ателье, куда отдают перелицовывать старые пальто! Но всё это было, было.

Не знаю, что его так держало в СССР. Мама, которую он обожал? Маленький сын Егор? Какие-то смутные мечты или чьи-то веские обещания? Он ведь умел находить общий язык с дамами из высшего общества. Знал, как вовремя беззаботно улыбнуться, искренне восхититься, элегантно подать пальто. Среди его сановных клиенток были и Екатерина Фурцева, и Галина Брежнева, и Раиса Горбачева. Стекляшка на проспекте Мира, которую он получил в 1982 году, - это, можно сказать, их коллективный подарок. Долгожданный жест признания, награда за терпение во время их многочасовых примерок и годы бездомности.

В лице Славы Зайцева отечественная мода обрела статус дела государственной важности. И долгое время казалось, что еще немного - и вот-вот начнется что-то всерьез и надолго.

Но, как это часто бывает, вскоре выяснилось, что проще сдавать квадратные метры в аренду, чем корпеть над новыми коллекциями, которые никто не покупает. А иначе с этой многоэтажной стеклянной махиной просто не совладать. Да и конкурировать с западными брендами, заполнившими тогда все столичные прилавки и подиумы, отечественному дому моды без господдержки невозможно. К тому же подросли и показали зубы конкуренты - Валентин Юдашкин, Игорь Чапурин, Татьяна Парфенова. На их фоне дом Славы Зайцева выглядел памятником модных иллюзий 80-х годов. Становиться музеем ему еще было рано, а чтобы быть по-настоящему актуальным, модным брендом, требовалась другая хватка, энергия, финансовые обороты и рекламные бюджеты. А где их было взять?

Знаю, что какие-то надежды связывались с приходом Егора Зайцева. Но окончательная передача власти кронпринцу, кажется, так и не состоялась. Отца и сына разделяло слишком многое. Пошли какие-то разборки, кляузы, интриги. Несколько лет назад в СМИ промелькнула новость, что Арбитражный суд назначил слушания по иску Департамента городского имущества Москвы о взыскании 58,4 млн рублей с Дома Моды Зайцева. Основанием стал долг по арендной плате. Стало ясно, что кому-то очень хочется заполучить престижную недвижимость в центре столицы.

…Последний раз я видел Славу на чьем-то юбилее. В черном котелке и круглых солнцезащитных очках, он тяжело опирался на палку с серебряным набалдашником, но радостно улыбался каждому, кто к нему подходил со словами любви и приветствия. Говорить он уже почти не мог. Я подумал, что на девятом десятке он вернулся к тому самому облику, который нафантазировал после аварии почти пятьдесят лет тому назад.

30 апреля Слава Зайцев покинул нас. Он ушел к тем, кого любил всю жизнь, кого обшивал, кому доверял свои печали и тайны. И почему-то мне кажется, что там, где сейчас Слава, по-прежнему должны быть в моде его шелка и ситцы.

Больше статей о происходящем в России и в мире читайте в «Новой газете. Европа».