Франкенштейн в юбке. Планета монстров Патриции Пиччинини

Патриция – не единственный автор, фокусирующийся в своем творчестве на изображении монстров. Подобными персонажами, напоминающими не то пришельцев из других миров, не то жертв генных модификаций, обильно заселена современная массовая культура – анимация, комиксы, кинематограф. Но, в отличие от всей этой поп-жути, которую мы близко к сердцу не принимаем, работы Пиччинини нас почему-то глубоко трогают. Попытаемся разобраться почему.

Пиччинини работает в разных техниках – от цифровой фотографии и видео до инсталляций. Но всемирную известность ей принесли именно скульптуры в жанре гиперреализма. Первый громкий успех пришел к ней в 2003 году, когда Патриция представляла Австралию на 50-й Венецианской биеннале. Тогда ее коллекция монстров всех мастей вызвала бурную дискуссию о том, что нас ждет в будущем и куда нас могут завести биотехнологии.

Столь сильное воздействие на зрителя скульптуры Пиччинини производят потому, что выполнены невероятно правдоподобно – вплоть до мельчайших морщинок и складочек, волосков и пор на коже. Они «реальнее самой реальности», выражаясь словами отца философии постмодерна Жана Бодрийяра. Да уж, мадам Тюссо такое и не снилось… Этот гиперреализм стал возможным благодаря появлению новых материалов и технологий. Для производства своих скульптур Патриция использует силикон, стекловолокно и человеческие волосы, а ее творческая мастерская напоминает небольшой научно-исследовательский институт.

В жанре гиперреализма сегодня работают многие авторы, в том числе и соотечественник Патриции, выходец из Австралии Рон Мьюэк, когда-то прославившийся тем, что вылепил с натуры скульптуру своего умершего отца. Вообще, оценки этого сравнительно молодого вида искусства диаметрально противоположны и часто категоричны: одни считают, что гиперреализм – это начало грандиозного краха культуры, а другие, наоборот, видят в нем абсолютно новое видение, путь для дальнейшего развития искусства. Как бы там ни было, работы скульпторов-гиперреалистов сегодня пользуются огромной популярностью и регулярно выставляются в лучших музеях мира. Но даже в этом ряду Патриция Пиччинини стоит особняком.

Говоря о ее работах, часто употребляют термин «биопанк». Большинство героев Пиччинини выглядят, как устрашающие мутанты. Это вам не безобидный Чебурашка и не милый Добби из «Гарри Поттера». Тут, скорее, на ум приходят жутковатые образы из фильмов Дэвида Кроненберга. «Взрыв мозга», «больная фантазия», «извращение» – вот типичные отзывы зрителей, посетивших ее выставку. Все правильно: скульптуры Пиччинини – это зеркало наших скрытых страхов и ночных кошмаров, которые хочется поскорее забыть. И все-таки отвращение и брезгливость – не единственные эмоции, которые вызывает у нас ее творчество. Тут все гораздо сложнее.

…В постели, тесно прижавшись друг к другу, лежат два разнополых монстра. Он, утомленный соитием, блаженно спит. Она, обнимая любимого, печально глядит в пространство. В качестве подзаголовка к этой скульптуре «Пара» (2018) вполне подошел бы латинский афоризм Omne animal post coitum triste est («Каждое животное после соития испытывает грусть»).

А вот какое-то свиноподобное создание со своими новорожденными детенышами («Молодая семья», 2002) – прямо-таки гимн материнству! Или другая работа («Утешитель», 2010) – девочка, с головы до ног покрытая шерстью (уж не дочь ли снежного человека?) ласково баюкает младенца-мутанта.

С точки зрения нормальной, человеческой этики, все эти персонажи – настоящие уроды. Но кто сказал, что мы – это норма? И почему, глядя на этих монстров, мы испытываем чувство нежности? Пожалуй, лучше всего работы Пиччинини охарактеризовал один критик: «Это поиск любви на обломках мира, который обезумел от людей, возомнивших себя богами».

Справедливости ради нужно сказать, что Патриция изображает не только представителей биологических видов, пусть даже пока еще неизвестных науке. Она оживляет и абсолютно неживую материю. Одна из ее ранних скульптур «Грузовики-младенцы» (1999) представляет собой два тщательно проработанных эмбриона 18-колесных грузовиков, разукрашенных в розово-голубые цвета. Пиччинини писала об этой работе: «Как и все новорожденные, эти грузовики милые и отталкивающие». В работе «Схватка» (2017) один мотоцикл набрасывается на другого подобно тому, как голодный волк вцепляется в горло оленю.

Но чаще всего Патриция показывает нам взаимоотношения человека и, извините за грубое слово, биомассы (уверена, что сама Патриция была бы против такого термина – она в своих монстрах видит индивидуумов). И это не война двух миров, а, наоборот, попытка сближения. Сентиментальный мотив, когда-то затронутый Стивеном Спилбергом в фильме «Инопланетянин», у Пиччинини доходит до устрашающих глубин. Художница уверена, что человек, если только он не загрубел душой, способен полюбить кого угодно – даже если у этого «кого-то» восемь лап, зубы на спине или задница вместо лица. Ведь любим же мы лысых кошек и странных собак, выведенных селекционерами. А что если в будущем нашими домашними питомцами станут еще более причудливые создания? Вот художница и пытается выяснить, насколько «чужому» позволено отличаться от нас, чтобы мы признали его «своим».

«Мои персонажи, с одной стороны, отталкивающие и неприятные, а с другой, беззащитные и трогательные, вызывающие эмпатию, – говорит Патриция Пиччинини. – Я намеренно создаю это двоякое ощущение – оно заставляет зрителя размышлять. Ведь то, что мы видим в Голливуде, как правило, однозначно. Это либо милые и забавные инопланетяне, которых мы хотим превратить в игрушки, либо гротескные монстры, которые должны быть уничтожены».

Когда Пиччинини говорит об эстетических предпосылках своего творчества, то чаще всего она называет два имени. Во-первых, это француз Шарль Лебрен, придворный художник Людовика XIV, который на досуге, в свободное от декорирования Версаля и создания парадных портретов время рисовал жутковатых человекообразных монстров. «Для меня образы Лебрена очень хорошо стыкуются с современным понятием о генетической связи между всеми живыми существами. Ведь ДНК человека содержит много общего с ДНК, например, медведя или попугая. В этом смысле у нас с ними гораздо больше сходств, чем различий», – говорит Патриция.

Второй источник ее вдохновения – шедевр готической литературы, легендарный роман Мэри Шелли «Франкенштейн». В массовом сознании имя Франкенштейн закрепилось за монстром, хотя в романе так звали его создателя, ученого Виктора Франкенштейна, который из частей трупов смог создать живое существо. Отвергнутый людьми, монстр начал творить свои злодеяния. «Для меня книга Мэри Шелли – это размышление об ответственности за тех, кого мы создаем, – говорит Пиччинини. – Она не о монстре, а о гуманизме».

Помимо искусства и литературы, Патрицию интересует и наука. Интерес к ней у художницы возник еще в подростковом возрасте – благодаря печальным обстоятельствам. Ее мать заболела раком, и 13-летняя девочка начала штудировать научные труды, чтобы понять, как ее спасти. Увы, спасти мать не удалось, хотя она прожила еще десять лет, однако привычка интересоваться научными открытиями осталась у Патриции на всю жизнь. В одной из своих ранних работ «Белковая решетка» (1997) она обращается к эксперименту хирурга Джея Ваканти и микроинженера Джеффри Боренштейна, которые в 1997 году вырастили человеческое ухо на спине у мыши. Именно такого монстра держит на руках героиня этой работы, а вся композиция напоминает знаменитый «Портрет дамы с горностаем» Леонардо да Винчи.

Пару лет назад Патриция совместно с ведущими хирургами по травмам и экспертами по расследованию автокатастроф создала скульптуру человека, способного выжить в автомобильной аварии (проект был создан в рамках кампании за безопасное вождение в Австралии). Впрочем, назвать этого персонажа человеком, несмотря на угадываемые мужские черты, язык не повернется. У него практически нет шеи, толстый череп с выпирающим вперед лбом, плавно переходящий в туловище, ребра, доходящие почти до подбородка, и многочисленные кожные складки на груди, выступающие в качестве подушки безопасности. Да уж, не хотелось бы быть таким «сверхчеловеком»…

При этом никаким экспертом в науке Патриция себя не считает. «Я не разбираюсь в квантовой физике и не умею читать ДНК. Я вообще не знаю, как все это работает, – я просто в это верю. Верю ученым так, как люди когда-то верили священникам. И точно так же, как рассказы священников вдохновляли художников эпохи Возрождения, так и меня вдохновляет наука, рождающая современные мифы и легенды. Это тот каркас, на котором можно строить истории о том, что творится в душе у человека».

Какой же месседж вкладывает художница в свои работы? Страх перед будущим? Предупреждение о последствиях генной инженерии? «Я не из тех художников, которые точно знают, что хорошо, а что плохо, – говорит Пиччинини. – Понятно, что биотехнологии никуда не денутся, они будут стремительно развиваться, и нам волей-неволей придется разбираться с их этикой. Свою работу я вижу как катализатор этого процесса. Но я не вправе давать оценки. Вот сейчас в Китае создали генетически модифицированную овцу, которая производит "рыбий жир" (в геном овцы был введен ген, способствующий созданию в организме жирных кислот, подобных тем, что содержатся в лососе. – Прим. ред.). Если подобные вещи сделают нашу жизнь лучше и удобнее, то почему бы и нет? Но мне интересно, действительно ли это достаточно веская причина, чтобы изменить природу. Овца ведь не может задавать подобных вопросов, поэтому это должны делать мы».